Свобода

Я прислонился к стене в прихожей и наблюдал оттуда, но коротышка встал у двери, а меня подтолкнул - проходи! Длинный уже изучал карабин. Поднес к уху, дважды спустил затвор и хмыкнул без выражения:

- Старый.

Андрюха пожал плечами.

- Какой есть.

Длинный освободил магазин, дунул в него и загнал обратно. Прицелился в своего напарника, сказал: "Пу!" - и коротко заржал. Андрюха отдал ему коробку с патронами.

- Не густо.

Руки у Андрюхи заметно тряслись. Я, похоже, чего-то не догонял: никакого железного привкуса во рту, никакого ощущения опасности.

Двустволка и обрез подробного осмотра не удостоились: щелчок курками, перелом, быстрый взгляд в стволы.

- Капканы не нужны? - спросил Андрюха. - А то забирай до кучи. Бесплатное приложение.

- А что, - заинтересовался коротышка, - я бы взял. Летом бате отвезу.

Покажи-ка... У них там в Курской области волчары - человеку по пояс.

Потянувшись за капканом, Андрюха задел крышку, которую почему-то не откинул совсем, а поставил стоймя на тугих петлях, и наклонившийся над ящиком длинный едва успел отпрянуть.

- Удод! - заорал он, отчасти расположив меня в свою пользу оригинальным ругательством. - А если по пальцам? Я бы тебе твои оторвал...

- По телевизору программа была, - сообщил коротышка из прихожей, - в Америке негр один, безрукий, - так он на гитаре ногами, трень-брень. Кладут ее на пол перед ним, носки с него стягивают, а он пальцами шевелит, струны дергает. И отлично у него выходит.

- Ты чего порешь-то? - сказал длинный.

- Я вот, Музыка, на тебя удивляюсь. Скучный ты. Бухнешь - и сидишь, стол рогами бодаешь. Ты бы гитарку свою принес, спел что-нибудь...

Длинный взвешивал на ладони брикет взрывчатки.

- И что же я тебе петь должен? "Мурку"? Или ты больше по Пугачевой?

- Не, - признался коротышка, - я Пугачеву как раз не очень. Это для баб. Ну, Розенбаум - хорошие песни...

- Розенбаум, Вилли Токарев... - Длинный символически плюнул. - Мало я наелся за девять лет в кабаке такого дерьма.

- А ты небось романсы всякие уважаешь?

- Вот что я буду с тобой говорить, а? Ты хоть имена слышал: Колтрейн, Майлс Дэвис?

- Так это, поди, из новых. Хэви-метал.

- Мудило ты, - сочувственно сказал длинный.- Колтрейн умер, ты еще под стол пешком ходил. Великий джазовый музыкант.

- Ну ты даешь! - неподдельно изумился коротышка. - Джазовый! Вроде Утесова, что ли? Была охота... Тоска зеленая.

Длинный набрал воздуха и медленно выдохнул.

- Ладно, все. Кончай базар.

Повернулся к Андрюхе:

- Детонаторы.

Андрюха хлопнул себя по лбу и полез в шкаф. Запалы у него оказались завернуты в мою любимую летнюю футболку. Длинный размотал, посмотрел, завернул опять - и футболка легла в ящик.

- Э... - сказал я.

- Что? - спросил коротышка.

- Нет, ничего.

- Складывай, - распорядился длинный, - и тащи в машину.

- Я один? - растерялся Андрюха. - Я не подниму...

- А вон друган твой тебе подсобит.

- Я капканы-то беру, - напомнил коротышка.

Длинный с ним посоветовался, ткнув ящик носком модного ботинка:

- Войдет?

- Куда он денется!

- А деньги? - Андрюха сглотнул. - Лучше бы здесь...

- Боится, кинем в темноте, - определил коротышка и подморгнул мне по-доброму, словно давний приятель. - А на свету, думает, не сумеем.

Длинный медленно опустил пятерню в боковой карман. Но вынул не пистолет - к чему, все еще без каких-либо признаков страха, я почти приготовился, а небрежный пук зеленых банкнот: десять или пятнадцать. Достоинства со своего места я не различал.

- Проверишь?

Андрюха помусолил углы, сбился, начал заново. Поискал в бумаге волоски.

- Тут не хватает...

- Много?

- Пять долларов.

- Не мелочись, - сказал длинный.

Мы погрузили ящик в кузов пикапа. Водитель грыз яблоко и помыкивал, балдея, в такт французской песенке по радио: "Вояж-вояж..." Фары он так и не выключил, не ослабил. Под радиатором, грациозно укрыв хвостом лапы, грелась белая в подпалинах кошка. Гости не попрощались. На выезде машина чиркнула скулой горбатый "Запорожец" без колеса, поставленный на вечный прикол у края площадки, - дверцы у него не запирались, и внутри раздолье было играть детям. Мы следили за ней, пока она не миновала перекресток и не пропала из вида. Стало тихо.

- Все? - спросил Андрюха у тишины.

- Если ты больше никого не пригласил...

- Все.

Подумал. Добавил:

- Уф... Надо бы выпить.

Мне передалось его облегчение - и только теперь пробежал по коже запоздалый холодок.

- Может, и надо, - сказал я. - У кого флаг?

- Ах да...

Под лампой на козырьке подъезда он отделил себе какую-то часть денег и мне вручил остальное.

- Что, вовремя?

- Не то слово. Раньше, чем я надеялся.

- Я же обещал.

Ночное окошко от магазина на Тишинке мы нашли заколоченным - пункт упразднили. На Красной Пресне торговали, но когда Андрюха положил на прилавок десятидолларовую купюру, продавщица молча кивнула в направлении двух патрульных, передававших друг другу литровый пакет кефира около побитого автомата для кофе-эспрессо, - запрещено. Андрюха утверждал, что у нас нет причины отчаиваться.