Дома я записал в тетрадь с максимами: "Свобода начинается там, где вещи перестают намекать на что-либо, кроме самих себя". Туманно - ну и пускай, зато весомо. Тетрадь сперва убрал в кофр, который оставлял здесь то ли на хранение, то ли в наследство, - но, поразмыслив, достал снова и положил на виду: что плохого, если она развлечет хозяина и его пассию. Перед зеркалом обкорнал себе волосы. В теплой ванне все же задремал и проснулся оттого, что вода остывала. А взялся за телефон узнать время - в трубке не оказалось гудка. Ну, это совсем ни в какие ворота! Мало того, что я еще должен сегодня ориентироваться, - простая порядочность требовала, пускай мне не по силам произвести ремонт или остановить течь в кранах, прочее все вернуть в исправности. Как назло, пропала отвертка. Пришлось лезть в ящик за принадлежностью к карабину. Битый час я колдовал над аппаратом, пока не определил по наитию: причина не в нем. На кухне, в черной плашке с контактами, при потопе сделалось замыкание.
Отвинтил плашку вовсе, скрутил проводки на живую (теперь монтера сюда лучше не вызывать: упадет в обморок) - и телефон немедленно затрезвонил.
Я со злостью ткнул кулаком в пол и поднялся. Конечно, мы ведь условились, что она будет звонить! И конечно, я опять попадаюсь ей в раздрае, не собранный, не готовый ни рубить сплеча, без обиняков, ни вести тяжелый для обоих разговор на полутонах и улыбке.
Но спросил меня, по фамилии, незнакомый женский голос.
- У вас постоянно занято, - сказала женщина, пожилая очевидно.
- Простите, а кто говорит?
- Я насчет Андрюши. Это его бабушка.
Юрьев день, подумал я. Что-то случилось. И поинтересовался, откуда у нее номер.
(Откуда? Известно откуда: из рыбы, которую я поймала, а в ней заяц, которого я догнала, а в нем утка, которую я застрелила, а в утке яйцо, которое я разбила, а в яйце перстень медный, на нем нацарапан твой телефон, и если прочесть цифирь задом наперед - тутова тебе, Кощей, отшельник хренов, и грянет карачун.)
- Я подсмотрела, - созналась бабушка. - В Андрюшиной записной книжке. Потому что вдруг что-нибудь срочное... Мы же его неделями не видим. А у вас, я знаю, он часто бывает...
Я согласился:
- Бывает иногда. Но сейчас его нет. Да что произошло?
И она рассказала, что Андрюшин папа купил - у коллеги, дав символическую цену, - прицеп к машине. До лета (прицеп нужен только в дачный сезон) решил поместить его в пустующий гараж. А там какие-то люди, - она замялась, - неприятные люди.
Разгружают коробки с сигаретами, и водка стоит, целые штабеля. Он сначала ничего не понимал, кричал на них, чтобы они все уносили, хотел ехать в милицию. Но пришел их главарь, видимо, и заявил очень грубо, что Андрюша должен деньги и за эти деньги с ним могут поступить так, что она даже боится повторить. Андрюшин папа растерялся, он вовеки ни с чем подобным не сталкивался. Он заплатил, сколько они назначили, очень много, почти все свои сбережения. А кто поручится, что его не обманули, не назвали больше, чем Андрюша должен по-настоящему? И не выкатываются они из гаража, хотя с ними уже два дня как рассчитались. Отговариваются: завтра, завтра - некуда, мол, пока.
Как теперь поступать? Обратиться все-таки в милицию? Но не повредит ли это и Андрюше?..
- Его, наверное, втянули в махинации... - Тут она всхлипнула и расплакалась.
- Только не я. Мне не во что втягивать.
- Разве я вас обвиняю? Но нам хотя бы разобраться. А от него ни слуху ни духу. Если он вам небезразличен...
Дурдом! Поди нащупай правильные слова для утешения рыдающей бабушки тридцатилетнего мужика. Ладно бы брошенная жена - еще туда-сюда...
Я сказал: нет, небезразличен. Однако он не обсуждает со мной каждый свой шаг. Не надо так волноваться. Совсем не обязательно он замешан в чем-то ужасном. Такие стали нравы и порядки: занимаешь всего ничего, потом не удается вернуть к назначенному дню - и нарастает вдвое, втрое. И беспокойство за гараж, по-моему, напрасное. Раз долг полностью погашен съедут, потерпите. Может, пока действительно - некуда.
Помолчал и добавил:
- А деньги отцу он отдаст. Со временем.
- Он слишком доверчивый, - сообщила бабушка. - И все этим пользуются. Ему всегда доставалось за других. Даже в детском саду.
Я не притворялся, я искренне ей сочувствовал. Тем более, что едал ее хлеб с маслом.
В отношении своей родни Андрюха, натурально, стервец. А ведь питает к ним глубокую нежность! И где он, любопытно, болтается, когда ему положено латать рюкзак и складывать спальники?
- Вы если повстречаетесь с ним, - попросила она, - передайте, чтобы домой - пулей.
Я пообещал. Не исключено, что Андрюха раздобыл необходимую амуницию на стороне и в Люберцах сегодня не покажется. Узнает от меня о звонке бабушки прямо у поезда. И что потом? Повернет он - перед самым-то отправлением?
- И пожалуйста, поговорите с Андрюшей тоже. Как друг, как мужчина с мужчиной.
Он к вам прислушается. Он отзывался о вас с большим уважением.