Аромат прекраснейшего из напитков поднялся над нашим столом и волшебною силой сдвинул все очертания. Наш полумрак потеплел и ожил. У него появилась душа. Он стал бархатисто коричневым. А края мебели, где клубился и ластился душистый пар, потекли, как растаявший шоколад.
— Дружище… — прошептала я, — какой чай!
— Для вас. Только для вас! — отвечала Голубка счастливым голосом.
— Нет-нет, не уноси поднос. Пусть так и лежит посреди стола.
И сознаваться совестно, но я мечтала, это было давней моей мечтой — с подносом идти к столу, угощать гостей или даже просто кормить домашних… И казалось бы, чего проще, ведь настолько простой предмет, но я капризничала, все представлялось мне грубым и чуждым, хотелось найти непременно такую вещь, которую тщательно я придумала, вообразила себе во всех подробностях… попробуй найди. А этот был точь-в-точь таким! Края его были загнуты и закручены, как на большом деревенском пироге. Его гладь — натуральное серебро! — была безмятежной и тусклой. В ней ничего не отражалось! Только низкий белый потолок… Но и он заодно, и он ничего не желал отражать, как и поднос, в такой же мере был равнодушен, отказывался нас признавать, трех безумцев, собравшихся под его гладью.
— Как хотите, но на вас и не взгляну теперь. А буду смотреть лишь сюда, на это чудо, — сказала я. — Поднос — королевский. Галина! Теперь обставляй квартиру «к подносу». Серьезно… Покупать — так только такие вещи. Отправляйся в скупочный магазин — тебе ведь нужен письменный стол? — захвати поднос с собой, достань из сумки и покажи продавцу: «Мне вот желательно письменный стол… чтоб гармонировал!..» Так и скажи.
— Чтоб меня тут же увезли в дурдом! — зашлась смехом Голубка.
— Тебе нравится? — Гарик теперь сидел совсем по-иному, он утомленно откинулся на спинку кресла, полулежал.
— Королевский поднос, — повторила я. — Я знаю, кстати, что бы сделал мой сын: он бы расставил на нем солдатиков и играл бы в войну — у него все может иметь только одно применение.
— Я надоел тебе… — Гарик притих и начал прочесывать взглядом стены, как будто проверил, а нет ли мух или трещин, — а то б я сказал тебе кое-что. Это ведь тоже подарок, как и бокалы. И я очень искренне сожалею… но это покупочка Игоря.
— Что за ерунда! — Голубка опять рассмеялась и пожала плечами. — А ты сам себе еще не надоел?
— Мы разошлись из-за этого, — и он больно вцепился руками в свое лицо. — Мы из-за этого разошлись!.. — Он опять застонал и опять, как маятник, начал раскачиваться.
— Не знаю, Гарик, — сказала я. Я попыталась сделать первый глоток, но обожглась и решила чуточку повременить. — Не знаю. Возможно, вы разошлись не из-за этого, не знаю. Но сейчас ты ведешь себя очень плохо. Говоришь гадости, оскорбляешь женщину. Все это очень плохо.
— Как ты можешь, как ты можешь вот так… посиживать с нею? С
— Ну вот. Теперь ты взялся и за меня. Ты чаю хочешь? Говорят, что после вина горячий чай пьянит. Подстегивает, будоражит остатки хмеля. Прихлебни! Чего ты? Очень здорово! Я не обиделась. Я даже согласна. Вот только — почему это «рядом с ней»? Я очень часто сама так думаю. Сплошь и рядом говорю себе: «Ну что я за придурок!» Ну правда же! — Я рассмеялась, но он смотрел на меня без улыбки. — А что касается нашего вечера… вина, чая… «посиживания»… так, извини меня, но это ж твоя идея, я приехала по твоей просьбе, ты забыл? Я не виню тебя в этом! Я все понимаю. Но я же выполнила обещание. Я задала Голубке этот тупой вопрос. Сразу же, как вошла сюда.
— Какой?.. Какой тупой вопрос?
— Ну, это самое… Что у нее было с Игорем. Она сказала, что ничего особенного.
— И ты поверила?!.
— Я не младенец. Но я поверила. Как это — «с одного слова»? А сколько должно быть слов?
— Да она же редкая гадина! Ре-е-е-едкая! Это вот так… злоупотреблять… доверием хорошей… порядочной женщины! Вот так, не сморгнув, ее одурачить! Самая подлая, самая грязная баба! Не видел еще таких! Ты! Голубка! Скажи это, повтори! Ну доставь удовольствие! Скажи это ей при мне — «ничего особенного»! — Он опять задергался и начал кривляться. — Ну сделай это, я прошу тебя! Для меня! Я не плюну тебе в лицо, не бойся! Напротив, я тебе поцелую руку! Да-да! Поцелую руку! Потому что ты уникум! Я тебе до земли поклонюсь… Скажи — это будет потрясное зрелище! Да я готов за него…
Я встала из кресла. Голубка, опустив глаза, смотрела на свои руки.
— Ну-ка, Гарик…
Он вскочил.
— Уходи. Уже поздно.
— Как это…
— Вот так. Обычным путем.
— А ты?
— Я потом.
— А проводить тебя…
— Зачем это? Ни к чему.