До озера был почти час езды. Добравшись до кемпинга, который больше походил на свалку старых машин и казался особенно неприглядным под лучами полуденного солнца, Уолтер увидел пожилого мужчину с брюшком, который сидел под грязным пологом красной палатки и чистил рыбу на газете. Он проехал мимо и лишь потом, по сходству с отцом, догадался, что это Митч. Уолтер оставил машину в тени под тополем и задался вопросом, что он здесь делает. Он не собирался предлагать Митчу дом у Безымянного озера – Уолтер думал, что они с Лалитой могут сами там пожить год-другой, пока не разберутся с планами на будущее. Но ему так хотелось походить на Лалиту, бесстрашную филантропку. Хотя Уолтер понимал, что, возможно, гуманнее было бы оставить Митча в покое, он собрался с духом и подошел.
– Митч…
Тот, увлеченный чисткой окуня, ответил, не поднимая глаз:
– Чего?
– Это Уолтер. Твой брат.
Наконец Митч поднял взгляд, и задумчивая усмешка превратилась в искреннюю улыбку радости. Митча было уже не назвать красавцем, но его улыбка как будто оставалась крошечным оазисом на фоне бесформенного обветренного лица.
– Охренеть, – сказал он. – Малыш Уолтер. Что ты тут делаешь?
– Заехал повидаться.
Митч вытер ладони о грязные шорты и протянул дряблую руку Уолтеру. Брат крепко пожал ее.
– Рад тебя видеть, – спокойно сказал Митч. – Я как раз собирался пить пиво. Будешь? Или ты по-прежнему трезвенник?
– Я выпью, – ответил Уолтер. Он подумал, что следовало бы привезти Митчу пару ящиков пива – поступок в духе Лалиты, а потом решил, что, с другой стороны, брат имеет право проявить щедрость. Уолтер сомневался, что лучше. Тем временем Митч сходил по загаженной стоянке к огромному переносному холодильнику и вернулся с двумя банками.
– Держи, – сказал он. – Я увидел твой фургон и подумал, что прикатили какие-то хиппи. Ты что, заделался хиппи?
– Да нет.
Предоставив мухам и осам ползать по внутренностям недочищенной рыбы, братья сидели на старых шезлонгах из заплесневелой парусины, которые некогда соорудил их отец. Уолтер обнаружил на кемпинге и другие знакомые вещи. Митч, как и отец, любил поговорить; он рассказывал Уолтеру о себе – о неудачах, больной спине, авариях и непримиримых брачных противоречиях, которые привели его к нынешнему образу жизни, – и брат вдруг с удивлением заметил, что Митч совсем не похож на отца, хотя оба они были пьяницы. То ли алкоголь, то ли минувшее время изгладили память о вражде с Уолтером. У Митча не было никакого чувства ответственности, но при этом он ни на кого не держал зла и не испытывал потребности защищаться. Светило солнце, и он просто радовался жизни и пил пиво не спеша – его ждал долгий день.
– У тебя есть деньги? – спросил Уолтер. – Ты работаешь?
Митч вытащил ящик с инструментами. Там лежали небольшая стопка банкнот и примерно на пятьдесят долларов мелочи.
– Мой банк, – сказал он. – Достаточно, чтобы дожить до холодов. Прошлой зимой я работал в Эйткине ночным сторожем.
– Что ты намерен делать, когда деньги закончатся?
– Что-нибудь подыщу. Уж я-то как-нибудь проживу.
– Ты думаешь о детях?
– Да. Иногда. У них хорошие матери, которые знают, что делать, а от меня все равно проку мало. Я наконец это понял. Я-то умею заботиться только о себе.
– Ты свободный человек.
– Точно.
Они замолчали. Подул легкий ветерок, и поверхность озера засверкала миллионами ярких блесток. На дальней стороне озера в легких лодочках сидели несколько рыбаков, где-то каркал ворон, а сосед Митча по кемпингу рубил дрова. Уолтер все лето прожил под открытом небом, зачастую – в куда более уединенных и неустроенных местах, но сейчас он чувствовал себя невероятно далеким от тех вещей, из которых состояла его жизнь. Дети, работа, идеи, любимые женщины… Он знал, что Митча не интересует чужая жизнь – брата вообще ничего не интересовало, – и потому не испытывал никакого желания об этом говорить. Навязывать ему свою ношу. Но в тот момент, когда Уолтер думал о собственном везении, у него зазвонил телефон – звонок был с незнакомого вирджинского номера.
Работа над ошибками
(Заключение)
Нечто вроде письма читателю от Патти Берглунд
Глава 4. Шесть лет
Автор, которая неизменно помнит о своем читателе и о пережитых им потерях, а также о том, что было бы лучше замолчать перед лицом все возрастающего уныния жизни, изо всех сил старалась написать эти страницы от первого и второго лица. Но, увы, как писательница она обречена обращаться к себе в третьем лице. Хотя сама она верит в то, что полностью изменилась и живет гораздо лучше, чем в прошлом (а потому достойна внимания), у нее по-прежнему недостает сил заговорить тем голосом, который она обрела в себе, когда больше уцепиться было не за что, даже если это значит, что читатель отправит рукопись прямо в мусорное ведро.