Свобода

Для начала нужно заметить, что шесть лет молчания – очень долгий срок. Когда Патти только уехала из Вашингтона, она поняла, что замолчать – это лучшее, что можно сделать ради себя и ради Уолтера. Она понимала, что он придет в ярость, если узнает, что она осталась с Ричардом. Она знала, что Уолтер решит, будто у нее нет никакого уважения к его чувствам, что, должно быть, Патти лгала или обманывала саму себя, когда твердила, что любит его, а не Ричарда. Но справедливости ради заметим: прежде чем поехать в Джерси-Сити, она все-таки провела одинокую ночь в отеле “Мариотт”, пересчитывая таблетки снотворного, привезенные с собой, и рассматривая маленький полиэтиленовый пакетик для льда. Читатель скажет: “Да, но ведь она все-таки не покончила с собой, не так ли?” – и подумает, что Патти всего лишь драматизирует ситуацию, предается жалости к себе, самообману и прочим эгоистическим вещам. Автор тем не менее настаивает, что Патти тем вечером достигла опасной черты и буквально заставляла себя думать о детях. Она очень страдала – хотя, наверное, не больше, чем Уолтер. И в таком положении она оказалась из-за Ричарда. Он был единственным человеком, способным ее понять, единственным, кого она могла видеть, не опасаясь умереть от стыда, единственным, который еще ее желал, – и Патти в этом не сомневалась. Она сейчас никоим образом не могла исправить вред, причиненный жизни Уолтера, но полагала, что имеет право попытаться спасти себя.

Честно говоря, Патти была очень зла на мужа. Как бы больно ему ни было читать пресловутую рукопись, она по-прежнему считала, что Уолтер поступил несправедливо, выгнав ее из дома. С точки зрения Патти, он сгустил краски, причинил ей боль и постарался внушить самому себе, что хочет от нее избавиться и сойтись наконец со своей подружкой. Гнев Патти подкреплялся ревностью, потому что эта девушка действительно любила Уолтера, а Ричард – вовсе не тот человек, который по-настоящему способен кого-нибудь любить (за исключением разве что Уолтера, и это очень трогательно). Хотя Уолтер, несомненно, думал иначе, Патти решила, что будет справедливо, если она поедет в Джерси-Сити в поисках утешения и что ее самооценка, несомненно, поднимется, если она переспит с самолюбивым музыкантом.

Автор опустит подробности пребывания Патти в Джерси-Сити, признав лишь, что растравление старых ран принесло ей несомненное, хоть и краткое удовольствие. Патти сожалела, что не сделала этого в двадцать один год, когда Ричард приехал в Нью-Йорк, а потом, в конце лета, она вернулась бы в Миннесоту, чтобы проверить, по-прежнему ли ее хочет Уолтер. Вот что еще нужно отметить: всякий раз, занимаясь сексом в Джерси-Сити, она вспоминала о том, как это было в тот последний раз с мужем, на полу ее комнаты в Джорджтауне. Хотя, несомненно, Уолтер считал Патти и Ричарда чудовищами, совершенно равнодушными к чужим чувствам, на самом деле его тень постоянно витала над ними. Например, размышляя над тем, стоит ли Ричарду и дальше участвовать в проекте по борьбе с перенаселением, они немедленно решили, что он должен и дальше помогать Уолтеру. Вовсе не из чувства вины, но из любви и восхищения. И этот факт должен был о многом сказать Уолтеру – ведь Ричарду приходилось притворяться перед знаменитыми музыкантами, что его волнует вопрос перенаселения. Честно говоря, роман не мог продлиться долго, потому что Патти и Ричард непрестанно друг друга разочаровывали: они любили друг друга меньше, чем Уолтер – их обоих. Каждый раз, отдыхая после секса, Патти начинала страдать от грусти и одиночества, потому что Ричард всегда оставался Ричардом, тогда как с Уолтером всегда была вероятность, хоть и слабая и с трудом реализуемая, что их жизнь сможет измениться к лучшему. Когда Патти узнала от детей о безумной речи Уолтера, которую он произнес в Западной Вирджинии, то совершенно отчаялась. Похоже, Уолтеру достаточно было всего лишь избавиться от нее, чтобы обрести свободу. Прежняя теория – что он любит жену и нуждается в ней больше, чем она в нем, – превратилась в нечто противоположное. Патти утратила любовь всей своей жизни.