Свобода

Пульс ее, однако, знал – и намекал ей громким стуком сердца, – что второго такого шанса не представится. Не раньше, чем она постареет. Пульс демонстрировал, что она знает, что сообщение с Саскачеваном возможно только с помощью биплана, радио или спутникового телефона и следующие пять дней Уолтер не позвонит, если только что-нибудь не случится.

Оставив на столе обед для Ричарда, Патти отправилась в ближайший городишко. Она понимала, что легко может угодить в аварию, и так увлеклась, воображая Уолтера, рыдающего над ее искалеченным телом, и Ричарда, стоически его утешающего, что едва не проехала единственный сигнал остановки и мрачно выслушала визг собственных тормозов.

Она все сама выдумала! Одно обнадеживало – ей удавалось неплохо скрывать свое смятение. В последние четыре дня она, возможно, была слегка рассеянной и отстраненной, но вела себя гораздо лучше, чем в феврале. Ей удавалось держать взаперти свои темные силы, значит, и у Ричарда могли быть соответствующие темные силы, которые он столь же успешно скрывал. Но надежда на это была слабой – так рассуждают только сумасшедшие, заплутавшие в своих мечтах.

Она изучала скудный ассортимент американского пива, предлагаемый кооперативным магазином в Фен-Сити, – “Миллер”, “Курс”, “Будвайзер” – и пыталась сделать выбор. Держала в руке упаковку из шести банок, словно пытаясь предугадать, что будет, если она их все выпьет. Ричард сказал ей притормозить с выпивкой, ему было противно видеть ее пьяной. Она вернула упаковку на полку и потащилась в менее опасные отделы магазина, но сложно планировать ужин, если тебя тошнит. Она вернулась к пиву – как птичка, насвистывающая один и тот же мотив. Банки были разрисованы по-разному, но все содержали одно и то же слабоалкогольное бюджетное пиво. Можно было доехать до Гранд-Рэпидс и купить нормальное вино. Можно было ничего не покупать и вернуться домой. Но что тогда будет? Сомнения утомили ее: она предчувствовала, что любой выбор не принесет достаточно удовольствия или облегчения, чтобы оправдать это мучительное сердцебиение. Другими словами, она понимала, что это такое – несчастье. И все же теперь автор завидует Патти, стоящей в кооперативном магазине Фен-Сити и наивно полагающей, что дно уже достигнуто, что все так или иначе разрешится в следующие пять дней.

Ее паралич привлек внимание юной щекастой кассирши. Патти послала ей безумную улыбку и пошла за завернутым в полиэтилен цыпленком, пятью уродливыми картофелинами и вялым луком-пореем. Тяжко будет вынести эту муку трезвой, подумала она, но пьяной будет еще хуже.

– Я зажарю цыпленка, – сообщила она Ричарду, вернувшись домой. Опилки осели на его волосах и бровях, прилипли к широкому потному лбу.

– Прекрасно.

– Отличная веранда! Очень красиво. Как думаешь, сколько тебе осталось?

– Примерно пару дней.

– Если тебе пора в Нью-Йорк, мы с Уолтером можем и сами закончить. Ты же вроде хотел вернуться к этому времени.

– Хотелось бы закончить, – сказал он. – Это пара дней, не больше. Или тебе хочется остаться одной?

– Остаться одной?

– Ну, в смысле, тут же шумно.

– Нет-нет, я люблю строительный шум. Почему-то успокаивает.

– За исключением соседского.

– Ну, это другое, этих соседей я ненавижу.

– Ясно.

– Я, пожалуй, займусь цыпленком.

Видимо, голос ее подвел, потому что Ричард слегка нахмурился:

– Все нормально?

– Нет-нет, все отлично. Я люблю сюда приезжать. Люблю это место. Это лучшее место в мире. Проблемы никуда не деваются, сам понимаешь. Но мне нравится здесь просыпаться. Дышать этим воздухом.

– Я имел в виду – ты не против, что я здесь? Все нормально?

– Что ты! Боже мой. Не против, конечно. Ты же знаешь, как Уолтер тебя любит. Мы с тобой так долго дружим, но так мало говорили. Отличная возможность. Но ты действительно можешь ехать, если тебе нужно в Нью-Йорк. Я же привыкла жить тут одна. Все в порядке.

Потребовалось довольно много времени, чтобы довести эту речь до конца. Затем последовала краткая пауза.

– Я просто пытаюсь понять, что ты говоришь на самом деле, – сказал Ричард. – Хочешь ты меня тут или нет.

– Боже, – сказал она. – Я же только об этом и говорю, нет? Я же сказала.

Она видела, что его терпение, отпущенное на Патти, на женщин, заканчивается. Он поднял с пола тяжелую доску:

– Закончу здесь и поплаваю.

– Там холодно.

– С каждым днем чуть-чуть теплей.

Вернувшись домой, она позавидовала Уолтеру – тот мог сказать Ричарду, что любит его, и не желать при этом ничего разрушительного, всего лишь взаимной любви. Как все просто у мужчин! Она же чувствовала себя неподвижной жирной паучихой, которая год за годом выжидает и плетет свою сухую паутину. Внезапно ей стали понятны былые чувства девочек из колледжа, которых возмущала непринужденность обращения Уолтера с Ричардом и раздражало его назойливое присутствие. На мгновение она увидела Уолтера глазами Элизы.