Свобода

В этот эпохальный для института момент Иван Савельевич был всего лишь научным сотрудником. И значит, имел право на старпомовские погоны и фуражку с невыразительным крабом, увы, без вожделенного золота по козырьку. Однако ж, ходить по Невскому проспекту этаким красавцем старпомом, свысока поглядывая на горожан, иметь возможность с какой-нибудь красивой женщиной (в отсутствие жены Иван Савельевич, случалось, грезил любовными подвигами) прорваться в ресторан «Астория» под вечер, когда туда уже никого из простых смертных не пускают (мест нет!), а моряка в таком-то кителе просто не могут не впустить — это дорогого стоит! Но если уж в «Асторию» и с красивой женщиной, то лучше, конечно, капитаном дальнего плаванья, а не старпомом.

Здороваясь в институтских коридорах с коллегами, на плечах у которых были капитанские погоны, Иван Савельевич страдал от зависти. Ну да, старшие научные, заведующие лабораториями, начальники отделов… Но он-то чем хуже? Он, покоритель арктических просторов!

Но мучился завистью он не долго: решение пришло само собой. Оно ему приснилось в ночь с пятницы на субботу, и выходные Иван Савельевич просидел за письменным столом с иголкой и нитками: отпарывал, пришивал, а в понедельник явился в институт полным генералом. Такие погоны, которые были теперь у Ивана Савельевича — с одной широкой полосой, носило лишь институтское начальство. Правда, полоса эта была не так широка, как у директора института, но зато вполне сравнима с той, что носили на погонах его заместители. Когда кто-то с капитанскими погонами на плечах заострял свой подозрительный взгляд на новых Ваниных погонах, Иван Савельевич не без мальчишеской задиристости заявлял, что там все те же, положенные ему, две полоски, просто они настолько близки друг к другу, что издали кажутся одной. Прибавить «генеральской» он не решался. И при этом смеялся как ребенок, получивший и билет на елку, и лису на воротник…

20

Когда Ваня-простота первый раз прилетел за Полярный круг начальником маленького полевого отрядика (прибыл он, правда, недели через две после того, как там обосновались его подчиненные: мудрый Ванин начальник, острожный старик, искавший всю войну для страны полезные ископаемые под дулом винтовки, решил попридержать Ванечку на материке, пока его подчиненные не выпьют на острове все взятое с собой спиртное, не передерутся и потом не просохнут, став годными для выполнения своих профессиональных обязанностей; боялся этот мудрый начальник насмерть испугать нежного Ивана Савельевича непробудным пьянством и зверским мордобоем, убить в горячем юноше здоровый романтизм, отбить у него навсегда тягу к поискам и разведке полезных ископаемых), он уже на второй день завопил: «Караул!»

Дело в том, что в тот год по Заполярью бродили нешуточные белые медведи и стаи голодных полярных волков, и Ивану Савельевичу казалось, что на каждом шагу хищники подстерегают именно его, а в обитом металлом балке, оставшемся от военных, который не взял бы приступом никакой медведь и куда Ваня сразу по прилету напросился жить, хотя и должен был поселиться отдельно от своих подчиненных в привезенной с собой палатке, не было туалета. В туалет, «давить пасту», как тут выражались, ходили чуть ли не за километр в тундру, где была устроена «отхожая палатка».

И вот нужно было идти туда, затравленно озираясь по сторонам, каждую секунду ожидая нападения хищника, и наконец, придя, услышать из-за полога чье-то вежливое покашливание. И значит: иди теперь назад не солоно хлебавши или же уходи еще дальше, за ближайшую сопку. А там, за сопкой, ты уже один, без товарищей, и у медведя с волком ты как на ладони. И, сев на корточки со спущенными штанами, можешь, сколько хочешь, крутиться, высматривая зверя. Зверь, если ему надо, возьмет тебя и без штанов. И бедный Иван Савельевич весь тот полевой сезон ходил «по большому делу» с карабином в руках и сидел на точке, вращаясь на триста шестьдесят градусов. Сдаваться медведю на милость он не собирался.

В маршрутах его в тот сезон сопровождал рабочий с лопатой, которому Иван Савельевич отдал свой карабин, хотя тот имел право только на лопату, с помощью которой «бил» небольшие шурфы или копал канавы в целях геологического картирования. На материке этот рабочий был заядлым охотником и сюда прибыл с мечтой подстрелить если не полярного медведя, то волка. Для Ивана Савельевича он стал нежданным спасением, щедрым подарком судьбы…