Тем не менее еще долгое время спустя после того, как военная оккупация Ирака окончательно провалилась, американские военные, не желая ничего менять, продолжали прилагать все усилия для манипуляции информацией. Лишь немногие из более чем 4 тысяч военнослужащих США, погибших в Ираке, и 600 — в Афганистане упоминались в американских газетах и на ТВ. Сухие цифры объявлялись Министерством обороны и другими официальными интернет–сайтами, но изображения покрытых флагами гробов и пластиковых мешков для перевозки трупов считались слишком впечатляющими, чтобы их показывать. Администрация и Пентагон наложили строгий запрет на публикацию таких изображений или видеоматериалов. Пресс–секретарь Белого дома Скотт Макклеллан заявил, что это сделано, чтобы «проявить уважение к тем, кто принес высшую жертву». Этот запрет был назван «Довер–тестом» в честь авиабазы Довер, штат Делавэр, куда доставляют тела большинства погибших. Он применяется на территории США и в зоне военных действий. Почти все СМИ послушно повиновались этому запрету. Некоторые редакторы и управляющие объяснили это вкусами: зрителям и читателям не понравилось бы, если бы ужасы войны вторгались в их повседневную жизнь, даже если убитые или раненые были из того же городка, что и они. Однако вряд ли кто-либо из медиасообщества признался бы, что решающими были экономические причины: вид убитых американцев может расстроить читателей и отпугнуть рекламодателей. Наиболее убедительными доводами были прямая политика и страх. Когда в программе «Найтлайн» на канале «Эй–би–си ньюс» были показаны списки имен и фотографии всех военнослужащих США, убитых в Ираке, консервативные круги пришли в ярость и обвинили телекомпанию в подрыве боевого духа.
Факты самоцензуры и соглашательства периода правления Буша очень легко позволяют сделать неправильный вывод о специфически американском характере этих явлений. При аналогичных обстоятельствах ужесточение мер после 2001 года могло произойти в любой стране мира. Возможно, в США оно оказалось наиболее явным, но подобное имело место и в других странах. В какой степени это стало результатом сознательного компромисса между свободой и безопасностью? В какой степени люди были осведомлены о том, что делалось от их имени? Майкл Казин, эксперт по общественным движениям из Джорджтаунского университета в Вашингтоне, рассказал мне:
Общество приняло за чистую монету то, что война с терроризмом может длиться десятилетиями. Люди приняли ограничение свободы передвижения после событий 11 сентября с удивительной легкостью… Большинство не знает положений «Патриотического акта», например о том, что библиотеки обязаны предоставлять доступ к записям о читателях. Есть разница между двумя утраченными свободами: той, о которой известно, что вы ее лишились, и той, об утрате которой никто не знает.
О проблеме свободы в американской истории много писал Эрик Фонер. Он утверждает, что ее рамки сужались. Свободы тех, кто не имеет американского гражданства или сознательно избегает политического мейнстрима, реализуются не в полной мере. Американская история, отмечает Фонер, богата примерами, когда объектом ограничения свобод становились потенциально опасные граждане, например, этнические японцы, интернированные во время Второй мировой войны. И каждый раз в подобной ситуации правительство получало поддержку широких слоев общества. Фонер рассказал мне о забавном случае, произошедшем с ним во время недавнего посещения Международного музея шпионажа в Вашингтоне. Музей проводил интерактивный опрос с помощью компьютеров, расставленных в залах. Вопрос был следующий: имеет ли правительство право задерживать на неопределенное время людей, враждебно настроенных по отношению к Америке? Из 30 тысяч посетителей, зарегистрировавшихся на тот момент, примерно 6о% приняли сторону правительства. Фонер говорит: