Свобода, равенство, братство. Как избавиться от тирании

Источники жалоб, будучи довольно редкими, гораздо глубже расследуются, скорее устраняются, легче предупреждаются. Порыв честолюбия со стороны правящих лиц немедля вызвал бы тревогу и натолкнулся бы на неодолимые препятствия. Здесь по первому признаку опасности все соединятся против общего врага и остановят его.

Всех этих благ лишены крупные государства: многочисленность дел мешает там наблюдать за ходом правления, следить за расширением власти. В этом вихре предметов, вечно обновляемых, люди, отвлекаемые то одним, то другим, проходят мимо ущерба, наносимого законам, или забывают о необходимости требовать исправления зла.

Между тем государь, предоставленный самому себе, все более уверенно и быстро идет там к абсолютной власти. При свободном образе правления, только что установленном, всегда ставят к руководству тех, кто оказал самые крупные услуги государству; во главе судов ставят тех, кто показал себя наиболее добродетельным. Если государю поручают заботу замещать затем остальные должности, то под условием, что он будет назначать только подданных, достойных их занимать. Но действуя так, как ему удобно, он вместо того, чтобы призвать к себе заслуги и добродетель, потихоньку отстраняет от управления честных и мудрых людей, тех, кто пользуется общественным уважением, и допускает только податливых людей или людей, ему преданных.

Развращение народа

Первый удар, который государи наносят свободе, состоит не в том, чтобы дерзко нарушать законы, а в том, чтобы заставить их забыть. Дабы заковать в цепи народы, их прежде всего усыпляют.

Когда умы людей воспламенены мыслями о свободе и кровавый образ тирании еще не изгладился из памяти, люди полны ненависти к деспотизму и неусыпно следят за всеми происками правительства. При таких обстоятельствах осторожный государь остерегается пускаться в какие-либо предприятия: он, напротив, выглядит отцом своих подданных, а царствование его – царством справедливости. В первое время правительство даже еще настолько мягко, что, кажется, целью его деятельности является скорее расширение свободы, чем ее уничтожение.

Не имея, что отстаивать – ни своих прав, которых никто не оспаривает, ни своей свободы, на которую никто не покушается, – граждане все менее пристально следят за поведением своего вождя; понемногу они теряют бдительность и в конце концов освобождают себя от всех забот с тем, чтобы насладиться под сенью законов спокойной жизнью.

Так, по мере удаления от бурной эпохи установления государственного строя свобода неприметно теряется из виду. Для усыпления умов необходимо лишь предоставить вещам идти своим чередом. Не всегда, однако, наверху полагаются на одно лишь могущество времени.

Иной раз утверждение деспотизма проходит в веселье. Ничего, кроме игр и празднеств, плясок и песен. За этими играми, однако, народ не видит того зла, которое ему готовят, и предается удовольствиям, оглашая воздух радостными песнями.

Между тем как безрассудные предаются радости, мудрый уже провидит несчастья, грозящие отечеству, несчастья, от которых – придет день – оно должно будет погибнуть; он усматривает в этих празднествах первые шаги от сильной власти к деспотизму, он замечает увитые цветами цепи, готовые упасть на плечи своих сограждан.

Вначале государи всегда ведут народы к рабству по дорогам, усыпанным цветами. Сперва они не скупятся на устройство празднеств, но, поскольку эти празднества не могут продолжаться постоянно, если не располагаешь безмерной добычей, то государи стараются открыть постоянный источник развращения народа; они поощряют ремесла, стремятся добиться расцвета торговли и установления неравенства состояний, всегда влекущего за собой роскошь.

Государи ничем не пренебрегают ради поощрения роскоши, они выставляют ее на зависть другим, они первыми бросают в сердца семена разврата. Если не все из них проповедуют роскошь своим примером, они все-таки отказываются бороться с нею. При Августе сенат неоднократно предлагал реформу нравов и роскоши, реформу, над которой император вынужден был трудиться в силу своих обязанностей цензора; но он всегда искусно обходил эти докучливые требования.

Распространение торговли и роскоши всегда имеет слишком губительные последствия для наций добродетельных, чтобы не остановиться на их сущности.

Торговля требует, чтобы различные народы сносились между собой. Доставляя всем плоды различных стран, торговля делает их рабами новых потребностей и знакомит с новыми наслаждениями, она изнеживает, прививая вкус к излишествам, и развращает роскошью.

Смягчая грубые нравы, торговля портит нравы простые и чистые; изгоняя кое-какие смешные национальные черты, она вносит тысячу иноземных нелепостей; вытесняя вредоносные предрассудки, она разрушает и предрассудки полезные.