В указе от 11.04. 1820, предписывавшем раскольникам иметь паспорта и заниматься своим делом, что фактически означало отказ государства от репрессий по отношению к ним, отмечалось его принятие в соответствии с «непреложными правилами терпимости, вследствие коих не возбраняется в империи исповедовать каждому спокойно религию свою и допущено даже всякое снисхождение к заблудшим разных сект, коль скоро действия оных не нарушают спокойствия общего, не являют соблазность и других вредных для общества последствий... ». Конечно, это не означало провозглашения свободы вероисповедания, но являлось свидетельством наполнения понятия «веротерпимость» несколько иным содержанием. Не отказываясь от намерения и впредь определять легитимность религиозных представлений (показателен термин «заблудшие»), российское государство выражало намерение впредь преследовать не за ересь как таковую, а только за нарушение общественного порядка. Последовательное утверждение этих начал означало бы движение в сторону создания светского государства.
214
Однако эксперимент с «сугубым» министерством длился сравнительно недолго. В 1824 г. князь Голицын был снят со всех занимавшихся им постов, а «сугубое» министерство ликвидировано. В 1826 г., уже при Николае I (1825-1855), прекратило свое существование и Библейское общество. К этому времени успел выйти русский текст Нового Завета (1820), однако тираж русского перевода Пятикнижия Моисеева был почти полностью уничтожен.
Можно выделить несколько причин, приведших к сворачиванию курса официальной поддержки идеи «универсального христианства». Во-первых, это определенное разочарование в данном курсе самого Александра I, отчетливо ощутившего, что возвышенные принципы «Священного союза» на практике, в частности, в международных отношениях, практически не исполняются. Во-вторых, это давление на императора со стороны православных иерархов и консервативных сил российского общества, совершенно не воспринимавших столь неожиданных проявлений толерантности. В-третьих, это полная неразвитость гражданского общества и его институтов, способных поддержать движение в направлении свободы вероисповедания. В-четвёртых, «универсальное христианство» и сопутствующая ему веротерпимость вводились «сверху», часто — принудительным образом. Несогласных с идеей «сугубого» министерства православных иерархов устраняли с кафедр. А, как уже неоднократно подчеркивалось, попытки введения «гражданской религии» «сверху» обречены на неудачу.
В существовавшем тогда цензурном уставе имелась такая статья: «Всякое творение, в котором под предлогом защиты или оправдания одной из церквей христианских, порицается другая, яко нарушающая союз любви, всех христиан единым духом во Христе связующей, подвергнется запрещению». Проблема заключалась не в том, что, как отмечает Г. Флоровский, «оказывалось непозволительным разбирать протестантские взгляды с православной точки зрения» (ведь не дозволялось и обратное!), а в сохранении вмешательства государства в конфессиональные дискуссии, выступлении им в роли высшего арбитра в вопросах совести, наличии цензуры как таковой. Примечательно, что книга Е. Станевича «Разговор о бессмертии души над гробом младенца» была вначале (1818) запрещена как не соответствующая идеям «всеобщего христианства» и утверждающая «истинность» православия, а затем, после падения «сугубого» министерства, реабилитирована, переиздана и рекомендована Синодом, причем как запрет, так и реабилитация осуществились по распоряжению императора Александра I!
Для религиозной политики Николая I были характерны совсем
215
иные тенденции. Ни о каком «всеобщем христианстве» старались не вспоминать, Священное Писание на русском языке не издавать, ибо, как утверждал министр народного просвещения А. С. Шишков, в этом случае у необразованного простонародья оно будет валяться под лавками и одновременно провоцировать расколы и ереси. Православие Николая I, как писал А. И. Герцен, было «холодным, ледяным, как петербургский климат». Идеологией эпохи стала теория «официальной народности», основанная на знаменитой формуле «православие, самодержавие, народность», автором которой был сменивший Шишкова на посту министра народного просвещения граф С. С. Уваров. Он называл составные части данной триады «охранительными принципами», составляющими «последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего отечества». «Народность» обычно трактовалась как приверженность русского народа к православию и самодержавию.