Очевидно, представление о неразделимости морали и религии, характерное даже для английских деистов, оставалось общепринятым на протяжении всего XVIII столетия. Поэтому английские просветители, считая христианскую религию как таковую общественно необходимой, уже не придавали существенного значения её конкретным формам, полагая, что практически любая из них, особенно протестантская, может исполнить полезные функции. Напомним, что Г. Гегель считал понятие «полезности» наиболее адекватно выражающим суть всей эпохи Просвещения. Отсюда проистекала неразрывная связь вопроса о правах религиозных меньшинств со складывавшейся общественно-политической ситуацией, рассмотрение этой проблемы с точки зрения «пользы», которую может принести (или, наоборот, не принести) та или иная мера, направленная на изменение существующего положения как диссентеров, так и католиков.
Прекрасной иллюстрацией этой позиции является эволюция взглядов Э. Бёрка. Принадлежа к Церкви Англии, он никогда не разделял мнения об исключительности её учения, утверждая, что «догматы всех религий, пусть и в различной степени, несут важнейшую истину». Он лишь вскользь замечал, что в протестантизме «христианства больше». В своем получившем широкую известность памфлете «Размышления о революции во Франции» (1790) Бёрк, считая религию «основой цивилизованного общества», говорил о необходимости её соединения с государством. Важнейшую функцию религии он видел в том, чтобы освящать государственную власть, внушая «высокие принципы» управляющим и «должное почтение» к власти — рядовым подданным, обеспечивая всех необходимыми на-
104
сгавлениями. Поэтому Бёрк с удовлетворением отмечал (1778), что пресвитерианство установлено в Шотландии, католицизм — в Канаде конгрегационализм — в Новой Англии, и все — с благоприятным результатом для государства.
На протяжении всей жизни Бёрк был сторонником расширения прав британских католиков, а до начала Великой французской революции, как уже отмечалось, не имел ничего против предоставления всей полноты гражданских и политических прав диссентерам. Но увидев крушение в ходе революции французской католической церкви, которую он в данной стране считал опорой стабильности и порядка (как в Англии — Церковь Англии), Бёрк в своем памфлете, справедливо считающемся одним из основополагающих текстов, выражающих философию политического консерватизма, не только подверг резкой критике противоцерковные деяния французов, но и обрушился на английских диссентеров, используя при их характеристике такие понятия, как «фанатики» и «диковинные уникумы». Исходя из «высших принципов терпимости» он осудил тех английских протестантов, которые обрадовались начавшемуся разрушению французского католицизма, и счел неуместным в современных условиях расширение прав диссентеров, указывая, что их деятельность «неблагоприятна для национального спокойствия».
Причиной изменения позиции Бёрка явилась положительная реакция лидеров диссентерских организаций на происходившие во Франции события, к которым сам мыслитель относился резко негативно.
Таким образом, в английском Просвещении и шире — в обществе, уже утвердилась мысль о недопустимости религиозных преследований, навязывания «истины», которую отвергает человеческий разум, равно как и о необходимости веротерпимости. Начиная с 1780-х гг. один из лидеров партии вигов Ч. Дж. Фокс в своих парламентских выступлениях постоянно подчеркивал, что истины религии не подлежат обсуждению в стенах законодательного органа. Вопрос же о расширении веротерпимости, вплоть до утверждения свободы совести, решался в большинстве случаев гораздо менее последовательно, чем это имело место у Дж. Локка. Во главу угла ставились не собственно религиозные убеждения, их «истинность» или «неистинность», а возможная опасность той или иной религиозной организации для общественного спокойствия. Такой подход, с одной стороны, не допускал немедленного достижения полноправия диссентерами и тем более —католиками, но делал его возможным в перспективе.
В связи с английским Просвещением необходимо кратко рассмотреть влияние на развитие идей свободы совести и религиозной то
105
лерантности такого явления, как масонство, зародившееся в своих современных формах именно в Англии начала XVIII в. Масонство очень быстро приобрело интернациональный характер, распространившись во многих европейских странах и проникнув в Новый Свет. Закрытый характер масонских лож, наличие в них различных степеней посвящения, особая символика — всё это дало опредёленные основания для создания уже в конце XVIII в. мифа о решающей роли масонства в организации Великой французской революции, который в дальнейшем трансформировался в миф о всемирной масонской закулисной организации, тайно управляющей миром. Критикуя подобные построения, современный российский исследователь О. Ф. Соловьёв указывает, что «в ходе множества важных исторических событий масонство не выступало сплочённой политической силой и его различные отряды занимали подчас диаметрально противоположные позиции».