Актер наделяет своего героя — калифорнийского нефтяного магната начала ХХ века Дэниела Плейнвью — неотразимым отрицательным обаянием. Дэй-Льюису, сыну английского поэта-лауреата Сесила Дэй-Льюиса (а для культурного комплекта еще и женатому на дочери драматурга Артура Миллера), уже приходилось достоверно играть людей простых сословий — в «Последнем из могикан», например. Вот и здесь рафинированный британец убедительно превращается в хрестоматийного
Фильм начинается в дыре и в дыре заканчивается. В начале — физической, в конце — моральной. В первых кадрах герой копошится в тесном колодце, копая серебро. Потом случайно находит нефть, баснословно богатеет, а в финале, как положено, приходит к распаду личности, опустошенной борьбой за преуспеяние.
Именно «как положено». В фильме того же Андерсона «Магнолия», который победил в Берлине восемь лет назад, все было непредсказуемо. Здесь — предсказуемо все. Другое дело, что сделано превосходно. Но уже когда гибнет первый рабочий Дэниела Плейнвью, ясно, что он пойдет по жертвам, пока не принесет в жертву страсти к деньгам и успеху — себя.
В американском кино эта тема разработана давно и отлично. В 1924 году, еще до вышедшего в 27-м романа Эптона Синклера «Нефть!», по которому снята картина Андерсона, Эрих фон Штрохейм поставил свою классическую «Алчность». В 41-м Орсон Уэллс выпустил, сам сыграв главную роль, «Гражданина Кейна». В 48-м Джон Хьюстон снял «Сокровище Сьерра-Мадре» с Хэмфри Богартом. В 56-м вышел «Гигант» Джорджа Стивенса с Джеймсом Дином. Всё об одном — как губит одаренного человека страсть к богатству и власти.
Дэй-Льюис выдерживает сравнение с Уэллсом, Богартом и Дином — о ком из современных актеров такое можно сказать? Он вровень с эпическим размахом режиссера, который ведет библейскую параллель реальным событиям. Единственный, кто сопротивляется напору Плейнвью, — проповедник Илай, основавший свою Церковь Третьего Откровения. Илай (
Библейское измерение всегда потрафляет зрительскому восприятию, придавая сюжету символический всевременной оттенок. Но все же важным слагаемым успеха картины следует считать именно время. Наши нефтяные времена.
Тут российские критики и прокатчики ненароком попали в точку, переименовав фильм. У Андерсона он называется
Вообще-то обращение с киноназваниями в российской прессе — безобразное. Откуда взялся «Ветер, который колышет вереск», когда
С картиной Андерсона получилось знаменательно. Нефть показалась привлекательнее — рыночнее! — чем кровь. И это — концептуально.
Первые одиннадцать минут фильма не произносится ни слова: идет производственный процесс, в который режиссер погружается увлеченно, протягивая его по всему повествованию. Приходит на память эффектная картина «Двадцать шесть комиссаров», которую в 1933 году снял Николай Шенгелая, но там добыча нефти представала поэзией, а через три четверти века, за которые интерес к материальной культуре превратился в одержимость, это — технология.
Техника может быть и бывает содержанием и главным героем кино. У Чарли Чаплина есть ранняя короткометражка, сюжет которой кажется нелепым до глупости, пока не соображаешь: все дело в том, что персонаж звонит по телефону. Это еще было событием. И в наши дни телефон — только уже мобильный — становится основой киноколлизии и ее полноценным участником: «Питер
Что уж говорить о нефти, «заголовочнее» которой немного слов в современном лексиконе. Совершенно гуманитарные люди почему-то знают, сколько стоит баррель нефти, и волнуются по этому поводу. А спроси их: что такое «баррель»? В дословном переводе — «бочка». А какая — какая разница: главное, что в выпусках новостей без этой бочки не обходятся (по секрету: баррель — 159 литров).
«Нефтяное давление» — термин не физики, а дипломатии. Слово «труба» не нуждается в пояснительных определениях, а его буквальное значение сплошь и рядом совпадает с переносным: «Если у нас труба, им труба».