Свобода в широких пределах, или Современная амазонка

Пассажир, громадный, еле поместившийся в кресле дядя лет сорока, на команду стюардессы и не думал реагировать — сидел себе спокойно, придерживаясь за спинку впереди стоящего кресла. И соседка его, таких же лет женщина с клеткой на коленях, тоже, кажется, не волновалась. Может, у них из-за этой клетки скандал и получился? Но птички ведь своим ходом так далеко не долетят, а сейчас многие в Магадане стали птичек заводить. Канареек, кажется.

Чуть ближе, чем сидела эта пара, Нина увидела очень большого магаданского начальника — из самых больших, из первой тройки, а то бы и не узнала, средних лет человек, с полным, одутловатым лицом, он тоже, как и все, полуобернувшись, глядел на нарушителя. «Вот и хорошо, — подумала Нина, — я же знала, что знакомый на борту будет!»

Конечно, это был не тот человек, которому можно голову на плечо положить, когда надоест гудение мотора, или хотя бы свой диплом с отличием показать, — но все равно магаданец и, значит, хоть немножечко свой. Неудобно, конечно, что и такому высокому начальнику приходится такие неприятные сцены наблюдать. Ну что они, право, разгалделись? Лететь пора. Видите, высокий начальник тоже ждет — поехали скорее!

Но скандал там не утихал. Стюардесса позвала командира, тот, стремительно приблизившись, повторил приказ немедленно покинуть самолет.

— А мы удивляемся, почему самолеты падают, — громко сказал командир, чтобы все пассажиры услыхали. — Был недавно случай: пьяный стал ногами иллюминатор выдавливать.

— Да он не будет! — сказал кто-то.

— Вы уверены? — поискал его глазами командир.

— Да товарищ начальник, — запричитала женщина с клеткой, — мы спокойно сидим, никого не трогаем. Чего она цепляется? У нас билеты на этот рейс.

— Вы можете лететь, если хотите, а супруг ваш останется. Понятно? Предупреждаю последний раз. Если сейчас покинете самолет — улетите без всяких неприятностей следующим рейсом, будете спорить — вызову милицию, придется платить штраф за хулиганство или десять суток сидеть.

— Двадцать пять процентов все равно удержат, — напомнила мстительная стюардесса.

Дядя все это, наверное, взвешивал на своих тяжелых весах и никак не мог принять решение.

— Вам же выгоднее, — подсказал тот высокий начальник, — и людей задерживать не будете.

— Да пусть летит, — сказал еще кто-то, не утративший северной солидарности. — Мы за него ручаемся.

— Это невозможно, — сказал командир, — вылет уже задержан на пятнадцать минут. Если нарушитель останется на борту, мы не сможем объяснить причину.

— А у вас план, да? — ехидно спросил этот кто-то.

— Да, у нас план, — подчеркнуто спокойно сказал командир.

— Да что это такое! — закричала в начале салона растрепанная женщина. — Мы тут с детьми сидим, третьи сутки летим. Сколько это будет продолжаться?

Милиция появилась быстро, но все уже успели взмокнуть — душно в самолете, вентиляцию они, наверное, нарочно не включили.

— Пойдемте, гражданин, — сказал милиционер, один в галдящем проходе, он выглядел не очень решительным.

Но дядя, видимо, за прошедшие минуты принял окончательное решение, терять ему уже было нечего, и он только помотал головой. Зато жена его разорялась вовсю. Жалко их было, конечно, но вдруг он, гад, и правда будет иллюминаторы ногами выдавливать?

— Пойдемте, гражданин, пойдемте! — настойчиво тянул его милиционер, но дядя не поддавался.

Внизу, на земле, что-то грохнуло.

— Видите, — сказала стюардесса, — багаж ваш уже выгрузили. Выходите.

Да, здорово они мужика обложили — со всех сторон.

— Ну что вы, на самом деле! — это опять тот начальник совет дает. — Неужели не понимаете, что сами себе вредите?

Но дядя по-прежнему в полемику не вступал — сидел, придерживаясь за спинку впереди стоящего кресла, и словно не замечал ничего вокруг — летел, наверное, уже в Магадан.

Милиционер еще потоптался в проходе около него и ушел из салона. А за ним командир со стюардессой. Все, одни остались. Давно бы так. Сейчас полетим, наверное, а чемодан дяде с другим рейсом пришлют.

Сидели еще минут пятнадцать. Никаких изменений. Дядя не выходит. Он то ли уснул, то ли притворился. Свет не гасят, вентиляторы не включают. Нетерпеливые стали звать стюардессу. Она пришла не сразу, хотя даже из салона было слышно, что звонки у них на кухне не утихали.

— Товарищи пассажиры, — сказала она, пройдя на середину салона, — командир приказал мне передать, что рейс выполняться не будет, пока эта пара не покинет самолет.

— Но ведь дети! Душно! Попить принесите! Безобразие! — кричали со всех сторон.

— Решайте сами, — сказала стюардесса и ушла, даже ни одной чашки с водой не дала, зараза принципиальная.

Помолчали, накричавшись. Положение действительно дурацкое. Дядю жалко, но ведь лететь надо. Так что шел бы ты, дядя, со своими птичками (тетю тоже к ним причислим) на землю. Но дядя не идет, и ни командир, ни милиция ничего с ним сделать не могут. Хитрые — оставили дядю на растерзание массам. Массы хмуро бездействуют, не желая скандалить, — действительно, кому охота скандалить?