Свобода выбора фатальна

Они вышли на набережную вечернего дымного Фриско. Петрович нервно махнул рукой и исчез, как моль в тумане… Брагин подумал, хотел бы он когда-нибудь увидеть Петровича? Меньше всего подумал о том, чтобы увидеть его завтра утром, с долгом в руках в двенадцать баксов… Почему-то подумалось, а зачем его видеть, что завтра утром, что потом… Никогда не увидит – и ладно?.. Жалко его стало Брагину и себя почему-то жалко, потому что все не реализовались до конца, не выполнили свое предназначение для земли, где родились. Кто его знает, почему тогда Брагину пришли в голову такие дурацкие мысли о фатальном предопределении – ведь никто, ни он, ни случайно подвернувшийся Петрович не собирались ведь помирать раньше «своего» времени… Только ведь не сделали «свое», ради чего родились на своей земле… Ведь у каждого свое предназначение и предопределение… А Брагин счастлив ли на своей земле… Одно известно, что не будет счастлив никогда на чужой… На своей бы частичку счастья вкусить… Или уже вкусил свой крохотный кусочек счастья – все в прошлом и ничего в будущем? «Те, у кого все в прошлом, те своего рода, маргиналы, а те, у кого, есть малейшие надежды прорваться в будущем, вдохнуть хоть глоток счастья будущности – те, конечно, летчики». Вот с такой мыслью, втемяшившейся в голову, улетал Брагин из Фриско. Много чего ему пришлось потом рассказывать о тех краях, о своих блестящих аспирантах, но, рассказывая, Брагин все время ощущал, как бы невольно хватал себя за руку, осаживал или бодрил мятежную мысль – «все равно все возвращается на круги своя – о летчиках и маргиналах Фриско, да нет же летчиках и маргиналах этого времени, ускорившегося и потрясающего, несмотря на все явленные им бездны и черные дыры безвременья…»

Sclex_SplittingIntoSections_063087_1_begin

Sclex_SplittingIntoSections_065767_1_begin

Sclex_SplittingIntoSections_705187_1_begin

Часть X

Петух пропел

Глава 31

Все же Брагин вздремнул перед заплывом в море и перед докладом. Он очнулся от петушиного крика где-то совсем близко. Пробуждение его было настолько неожиданным, что какое-то время он, путаясь в утренних мыслях, пытался со слипшимися глазами разобраться: где он находится – в Дивноморске, Гурзуфе, Сан-Франциско, на своей даче? Во Фриско петухи не пели совсем, на его даче совсем редко, да и то где-то на окраинах. Значит, то деревенские петухи на берегу Черного моря в Гурзуфе. Брагин, наконец-то сориентировавшись, где он находится, почему-то остро вспомнил знакомство с Лерой, их сближение с ночными и утренними криками петухов. Позади уже были и Фриско, и кошмары семейной эпопеи, и отчаянная борьба Брагина за своих детей, и детей друзей, и тихое помешательство на почве мстительной измены и угрозы развода его жены, и смерть ее – все это тоже было…

Бездна разверзлась тогда перед Брагиным, бездна, которую невозможно перепрыгнуть в два прыжка… На один рывок, прыжок сил уже не хватало – то был бы прыжок в бездну… Тогда в Дивноморске Лера спросила Брагина: «Давно у тебя крестик?» Он ответил с внутренней болью: «Всего-то ничего, как прилетел домой из Фриско с симпозиума». Она спросила с еле заметной подначкой: «За такое короткое время ты стал вдруг испытывать особенные чувства признательности к Христу?» – «Потому что из старинного древнерусского уважаемого рода, потому что обходился без религии, пока петух жареный в темя не клюнул. Но я не канонический верующий, потому что имею претензии к попам, никогда не высказываемые публично, из-за их корыстолюбия и слабость духа, неразвитость независимого интеллекта». – «Клюнул – и потянуло защиту найти в христианских символах, святынях». – «Не только. Был бы евреем или азером, обратился бы иудаизму или исламу, почитал бы пророков Моисея, Мухаммеда, соответственно». – «Насчет веры предков все ясно». – «Вряд ли тебе во мне все ясно, – вспылил тогда Брагин, – если мне самому не все в себе и своей жизни, судьбе ясно… Да, у каждой религии свои символы веры, свои пророки…»

А во время их однодневной прогулки по набережной и пляжам Ялты Брагин, показывая на маленький крестик на его груди, развил мысль, которую он оборвал в Дивноморске пять лет назад. «Да, в трудную минуту жизни, когда почва стала уходить из-под моих ног, обратился к религии, хотя я никогда, наверное не буду, церковным человеком… Нутром чую, интуиция подсказывает, не быть мне воцерковленным… Скорее всего останусь стихийным православным, просто верующим в божью благодать. Поверь на слово, идея Бога – одна из самых крутых, если не самая крутая. Но хилость некоторых христианских пастырей налицо: слабы интеллектом».