Свобода

— Точно. В отличие от меня! — Она повернулась к Ричарду. — Порой случается, что я не читаю все-все книжки, которые он мне подсовывает. Иногда я, как бы это сказать, упускаю некоторые из них. Он на это и намекает. На мою тупость.

Ричард смерил ее тяжелым взглядом.

— Хватит пить, — сказал он.

С тем же успехом он мог бы дать ей под дых. Неодобрение Уолтера толкало ее на худшие и худшие поступки, но Ричард своей репликой словно выставил ее на всеобщее обозрение — жалкую, инфантильную.

— Патти нелегко приходится, — тихо сказал Уолтер, будто предупреждая Ричарда, что он по неизвестным причинам до сих пор на ее стороне.

— По мне, пей сколько влезет. Просто если ты хочешь, чтобы парень вернулся домой, неплохо бы навести тут порядок.

— Я даже не уверен, что хочу, чтобы он вернулся, — сказал Уолтер. — Приятно передохнуть от его хамства.

— Давайте-ка посмотрим, — вмешалась Патти. — У Джоуи поиск себя, у Уолтера передышка, а что же у Патти? Что же ей остается? Только вино. Так? Патти остается вино.

— Ого, мы себя жалеем?

— Ради бога! — воскликнул Уолтер.

Ужасно было смотреть на себя глазами Ричарда и видеть, во что она превращается. На расстоянии в тысячу двести миль легко было посмеиваться над любовными приключениями Ричарда, его мальчишеством и тщетными попытками оставить позади детские глупости, чувствуя, что в Рэмзи-Хилл живут куда более по-взрослому. Но вот он стоит в ее кухне — поразительно высокий, романтически седеющий и с годами все более напоминающий Каддафи, — и она чувствует себя эгоистичной девочкой, которая заперлась в своем хорошеньком домике. Она сбежала из своей инфантильной семьи только для того, чтобы самой оставаться ребенком. Работы у нее нет, дети куда взрослее ее самой, даже секса почти нет. Ей было стыдно, какой он ее видит. Все эти годы она сберегала воспоминания об их маленьком путешествии в укромном уголке сердца, чтобы оно зрело, как вино, и то, что так и не произошло между ней и Ричардом, продолжало жить и стареть вместе с ними. Природа несбывшегося со временем менялась в своей запечатанной бутылке, но не портилась, что успокаивало: Распутный Ричард Кац однажды предложил ей переехать с ним в Нью-Йорк, и она отказалась. А теперь она понимала, что на самом деле все было совсем не так. Ей сорок два, и она пьет.

Патти встала, стараясь не шататься, и вылила в раковину наполовину опустошенную бутылку. Она поставила стакан в раковину и сказала, что пойдет наверх и приляжет, а мальчики пусть обедают без нее.

— Патти, — сказал Уолтер.

— Все в порядке. Правда, все нормально. Я просто слишком много выпила. Спущусь попозже. Извини, Ричард. Ужасно рада тебя видеть. Я просто немножко не в себе.

Хотя она любила их дом на озере и одно время неделями жила там в одиночестве, она ни разу не побывала там в ту весну, когда там жил Ричард. Уолтер несколько раз уезжал туда на выходные и помогал ему с ремонтом, но Патти стеснялась. Она оставалась дома и приводила себя в форму: последовала совету Ричарда насчет выпивки, снова занялась бегом, снова стала есть, набрала достаточно веса, чтобы разгладить самые глубокие морщины на лице, и вновь стала адекватно оценивать свою внешность, чего не делала, укрывшись в своем воображаемом мирке. Она не меняла свой облик в том числе и потому, что их ненавистная соседка Кэрол Монаган полностью сменила имидж, когда завела своего жиголо. Патти презирала Кэрол, но все же взяла себя в руки и последовала ее примеру. Обрезала свой хвостик, покрасилась в салоне и постриглась соответственно возрасту. Стала чаще видеться с друзьями по баскетболу, которые говорили ей, как она похорошела.

Ричард намеревался вернуться на восток к концу мая, но это был Ричард, а потому он все еще трудился над верандой, когда в середине июня Патти решила провести несколько недель на природе. Уолтер провел с ними четыре дня, после чего уехал на элитную деньговыжимательную рыбалку, которую организовал главный спонсор охраны природы у себя в Саскачеване. Чтобы загладить свое зимнее поведение, Патти была само гостеприимство — пока Ричард и Уолтер пилили и строгали на заднем дворе, она готовила восхитительные обеды. Остальное время она с гордостью не пила. Пока мужчины играли в шахматы, она сидела в любимом кресле Дороти, читая «Войну и мир» — книгу, которую ей давно рекомендовал Уолтер. К счастью, Уолтер играл в шахматы лучше, чем Ричард, но тот не сдавался и требовал играть снова и снова, а Патти знала, что Уолтеру нелегко дается победа — он напрягал все умственные силы и потом часами не мог уснуть.

— Опять ты толпишься в середине, — буркнул Ричард. — Вечно занимаешь всю середину поля. Бесит.

— Люблю потолпиться в серединке, — согласился Уолтер — в голосе его звенела тщательно скрываемая радость от предчувствия победы.

— Дико бесит.

— Потому что работает.

— Работает потому, что мне не хватает опыта, чтобы помешать тебе.

— Ты очень интересно играешь. Никогда не знаешь, чего ожидать.

— И вечно проигрываю.