Свободна от обязательств

— Да звучит как-то нехорошо. Будто я не мужик, а пацан пятнадцатилетний, которого добрая мамаша к прачке для мужской науки пристроила.

— Я?! Это я — прачка?

Она села на постели, расхохоталась громко, но без обиды.

— Нет. Ты не прачка. Потому и не обзывайся! Хватит уже акцент на разницу в возрасте делать. Невелика и разница, между прочим.

— Ага. Десять лет, конечно не разница. А впрочем, я и впрямь больше не буду. Честное слово. Обещаю.

— Ну и умница. Давай завтракать. Видишь, я кофе сварил. Остыл уже, пока ты дрыхла.

Илья ловко поднялся с ковра, так, будто сидящая в нем пружина взяла и распрямилась сама по себе легко и непринужденно. Марина даже позавидовала слегка: ей вот так из «положения сидя» ни за что не подняться. Обязательно надо будет раскорячиться как-то, на корточки встать, руками во что-то упереться. Что сделаешь — возраст не молодой, кости не девичьи. Однако подумала она об этом вовсе не с грустью. Наоборот, накатила волна смешного и совсем не подходящего случаю кокетства — а нас и таких, вроде того, любят, не молодых и не шибко гибких. Хотя насчет «любят» — это еще бабка надвое сказала. Кака така любовь, простите? Так, снизошла блажь на впечатлительного юношу. А ей так вообще без разницы. Ей не любовь, ей результат важнее. В бегстве от свеженького, но дурно пахнущего женского одиночества все средства хороши. А тут вон какое хорошее «средство» само собой подвалило. Послал вороне бог кусочек сыру. Вернее, кусочек релакса. Не всем так везет. Таблетка анальгина оказалась на удивление сладкой пилюлей. Не жизнь, а сплошная медово-молочная ванна после хорошего секса, да с кофеем в постель. Не всем, не всем так везет.

— Слушай, а ты чего в такую рань проснулся? Суббота же. — Марина снова потянулась, на этот раз по-настоящему.

— Не знаю. Я привык рано вставать. С армии еще.

— Ого. А ты и в армии служил?

— Ну да… А что в этом удивительного?

— Не знаю… Сейчас вроде никто особо туда не стремится. Все платят, в институтах отсиживаются.

— Нет. Я не платил и в институте не отсиживался. Я сознательно в армию пошел. В ракетные войска. Хотелось на жизнь со стороны трудностей посмотреть. Да и с выбором профессии торопиться не хотелось.

— Ух, какой ты правильный! Молодец.

— Да. Я правильный. Мне так жить интереснее, понимаешь? Когда все правильно.

— А вот и не все у тебя правильно. Было бы гораздо правильнее, если б ты не со старухой связался, а нашел себе молодую девчонку.

— Марин… Ну я же просил. И ты только что обещала… Забыла, что ли?

— Да ничего я не забыла. — Она раздраженно поставила чашку с кофе на поднос. — Просто надо всегда называть вещи своими именами. Надо же, правильно все у него!

— Да, правильно! И потому я выбрал себе женщину сердцем, а не паспортными данными. И вообще хватит уже об этом, Марина. Я вполне серьезно тебе говорю. Хватит.

— Да ладно… — рассмеявшись, махнула она легкомысленно рукой. — Чего ты завелся-то? Ссориться хочешь, да? А вот не буду я с тобой ссориться. Давай лучше на выходные куда-нибудь выберемся. Может, на пруд поедем? Там, говорят, неплохой пляж оборудовали. А можно к моей приятельнице на дачу рвануть. Она давно звала. Хочешь?

— Нет. Пляж и дача от нас никуда не уйдут. Давай-ка мы для начала тобой займемся.

— В смысле — мной? Как это — мной? — вытаращила Марина на Илью удивленные глаза. — Не поняла.

— А чего тут непонятного? Все женщины любят собой заниматься, правда? Вот и мы тобой займемся. Вдвоем. Почистим тебе перышки. Обнажим твой скрытый потенциал молодости. Чтоб ты не говорила ежечасно, какая ты есть древняя мумия. Ну что, займемся потенциалом?

— Хм… А как это мы им займемся? Будешь меня в молодежные тряпки рядить, да? Учти, я с голым пупом по улице не пойду, и не надейся даже!

— Да нужен мне твой голый пуп. Хотя этот вариант и стоит рассмотреть, между прочим. Потом. Когда заслужишь. До пупа тут еще работы невпроворот. Слушай, а почему ты прическу такую неинтересную носишь? Тебе не идет, когда волосы так лежат. Вид унылый, как у Пьеро. Если, допустим, сделать вот так…

Он взъерошил и без того ее лохматые со сна волосы, поднял их на затылке, потом, слегка отодвинувшись, посмотрел оценивающе. Так смотрит художник на свою модель — отстраненно-вдумчиво. С туманным интересом. Будто продирается сквозь туман туда, поближе к будущему шедевру. Марина сидела в подушках, не шевелясь, рассматривала с удовольствием нависшее над ней лицо молодого человека. И впрямь — настоящее вдохновение на парня снизошло. Стопроцентное. И самое поразительное, что обращено это вдохновение не к взаправдашней красотке-модели, а именно к ней, тридцативосьмилетней бабе-брошенке! Видно, сдвинулось что-то в его человеческой и мужской природе, не в ту сторону пошло. Что ж, пусть сдвинулось. Ей-то этот сдвиг как раз и на руку. На нее, если честно, сроду никто и никогда так не смотрел, даже и в лучшие времена.

— Я понял! Я понял, что нужно сделать! — обращаясь больше к самому себе, пробормотал Илья. — Нужно совсем коротко постричь, чтоб вихорками надо лбом, по-хулигански, и на тон высветлить…