Свободна от обязательств

— …Нет, Настя, ты все-таки меня не понимаешь… Поверь, мне очень жаль, что так получилось. Ты же знаешь, как я Катюшу любила! Но у нас не оставалось с тобой другого выхода… Ты не справилась бы с Лизой, Настя! Что значит «удочерю»? Во-первых, тебе этого никто не позволит по возрасту, а во-вторых… Во-вторых, ты действительно с ней не справишься! Она очень балованная, очень капризная девочка, и…

— Она не балованная, мам. И не капризная. Она обыкновенный детсадовский ребенок.

— Ну что ты мне рассказываешь, Насть? Что я, не помню этого ребенка? Она не знает вообще никакого послушания! Да она же всех нас через неделю на уши поставит!

— Мам… Послушай меня, пожалуйста! — тихо, но решительно перебила мать Настя.

— Да не хочу я тебя слушать! Это ты меня должна слушать, а не я тебя! Я мать, я дело говорю! Выбрось эту дурацкую мысль из головы! Ну посмотри на себя в зеркало — какая из тебя воспитательница? Девчонка тебе на голову сядет, ты взвоешь, а потом куда? Потом ко мне прибежишь?

— Не прибегу! Не прибегу, мам! И не сядет она мне на голову. Она совершенно нормальный ребенок.

— Нет, не нормальный!

— Нет, нормальный, нормальный! — звонким и слезным, сорвавшимся от отчаяния голоском выкрикнула Настя и закрыла на секунду лицо руками. Но не заплакала, а тут же отняла ладошки от лица, снова затараторила на той же слезной высокой ноте: — Это я у тебя все по струночке ходила, слова тебе против сказать боялась… Еще бы! Мама — такой авторитет! Что мама сказала, то и правильно. А чтоб уж посвоевольничать по-детски — этого ни-ни. А так иногда хотелось посвоевольничать, хоть чуточку… Но я не могла, не смела! Как же я могла?… Я не должна была маме и без того трудную жизнь портить!..

— Не понимаю, Насть… Ты что такое говоришь? Не понимаю… — растерялась вдруг Ира и даже рукой закрылась инстинктивно, будто плеснули на нее резко холодной водой.

— Да, мам… Да, это так! Ты одна меня растила, и я все время будто виноватой была, что у тебя личная жизнь из-за меня не сложилась. Ты мне прямо об этом не говорила, конечно, но это сквозило в твоих жестах, в словах, в поведении… Я слово лишнее боялась тебе сказать. Боялась обидеть. Боялась, что путаюсь под ногами. А Лиза… Лиза, она нормальный ребенок. Она ничего не боится. Катька ее любила, просто любила.

— Насть, ты чего?… Ты чего несешь? — испуганным шепотом выдохнула Ира, покосившись с досадой в сторону Олега. — А я тебя что, выходит, не любила, что ли?

— Не знаю, мам. Может, и любила. Только любовь твоя была скорее на исполнение долга похожа. Ты же порядочная женщина, ты не могла позволить себе плохо исполнить материнский долг. Поэтому я и росла вся правильная — не капризная, не своевольная, не балованная. Во всем тебя слушалась. Образцово-показательный ребенок. Но я больше так не хочу, мам. Вернее, не могу. Извини.

— Господи, Настя… Ты хоть понимаешь, в чем ты сейчас меня обвинила? Меня, свою мать.

Ира возложила обе ладони на грудь, трагически распахнула большие глаза. Олег даже испугался — сейчас заплачет. Но, судя по всему, Ира плакать совсем не собиралась. Не походила она на женщину, решающую свои проблемы слезами. Скорее всего, у нее другие методы воздействия на свою дочь имелись. Что ж, пусть воздействует. В конце концов, надо же что-то делать с возникшей проблемой.

— Я сейчас уйду отсюда, Настя, а ты подумай о том, что ты мне сказала. Подумай о том, какую боль мне причинила. Невыносимую…

— Мам, прости!

Отчаянного Настиного возгласа Ира уже, по всей видимости, не услышала. Резко развернувшись, выскочила из комнаты в прихожую, будто бегством спасалась. Хотя, наверное, так оно и было на самом деле. Олег тихо усмехнулся про себя — что ж, тоже вариант. Его мама так же вот, бывало, сбегала, чтоб усилить эффект виноватости. А он оставался, страдал раскаянием. Потом чуть в ноги не падал. Вот и Настя рванула было за матерью в прихожую, но он ее остановил, усадил обратно в кресло чуть не силой. Жалко ее стало. Не захотелось кидать девчонку в варево материнских манипуляций, может, и неосознанных. А с другой стороны — проблема-то, черт возьми, не решилась!

— Сиди, Настя. Я сам ее провожу, — ласково шепнул Олег ей на ухо.

Настя кивнула с благодарностью. Господи, как же он ее понимал…

В прихожей Ира с остервенением водила расческой по волосам, глядя пустыми глазами в зеркало. Губы ее были строго поджаты, глаза злы и сухи. «Нет, такая не заплачет, — с неприязнью подумал Олег, вежливо ей улыбаясь. — Такая неистовой обидой добьет. Ишь, как зыркает недовольно, что Настя в комнате осталась, за ней не бросилась…»

— Надеюсь, Олег, вы не станете потакать Насте в ее… В ее… Даже не знаю, как определить эти ее истерические поползновения.

— Вы имеете в виду желание удочерить Лизу?

— Ну да. Конечно. А вы о чем подумали?