Свободна от обязательств

— Не понял?… Какое счастье? — моргнул Олег непонимающе, устало переступая через порог.

— Да. Тебя всегда выручала эта способность — ничего не понимать. Зачем пришел-то?

— Да…так. Я забыл кое-что.

— Халат, наверное?

— Ага. А как ты догадалась?

— Обижаешь, Олег. Я с тобой двадцать лет прожила, между прочим.

— Да ладно, не заводись…

Он обошел ее осторожненько, как опасный для себя объект, затопал в ботинках по коридору. У дверей гостиной остановился, привлеченный яростными кликами футбольного комментатора, прислушался заинтересованно. Потом прошел в комнату, приник к экрану телевизора.

— Какой счет? — не поворачивая головы к Илье, спросил быстро и застучал кулаком по ладони, приговаривая что-то из привычного лексикона рядового болельщика, состоящего из одного междометия «ну» в разных вариациях — то вопросом, то восклицанием, то разочарованным многоточием.

— 3:2. Наши проигрывают, — напряженно ответил Илья, глянул на него удивленно.

— А-а-а… — протянул разочарованно Олег и вяло махнул рукой. — Кто бы сомневался.

Потом, спохватившись, протянул Илье руку, пробормотал, будто извиняясь:

— Олег…

— Илья.

— Ага. Илья, значит. Что ж, очень приятно. А Машка где?

Илья пожал плечами, глянул на Марину с немым вопросом. Она тут же пришла ему на помощь:

— Олег! Пойдем на кухню, поговорить надо.

Он глянул на нее непонимающе, вышел следом за ней в коридор, направился прямиком к комнате дочери, взывая на ходу:

— Маша! Маш! Ты чего парня одного оставила? Ты где, Машка?

— Олег! Перестань! Чего ты орешь как ненормальный? Нет ее дома, не приехала еще. Ты зачем пришел, говори? Если что надо, забирай и вали отсюда. Разорался тут… Ой, курица! — вскинулась она заполошно и понеслась прыжками на кухню.

Олег двинулся следом, встал в дверях, смотрел голодными глазами, как Марина торопливо сует руки в варежки-прихватки, как достает противень с масляно-шкворчащей аппетитной курицей.

— Марин… Я не понял, а кто это? Я думал, Машка с югов приехала… Это чей парень, Марин?

— Мой, чей… — обжегшись-таки о край горячего противня, с досадой проговорила Марина.

Олег посмотрел на нее с недоумением, улыбнулся, потом обернулся в сторону комнаты, переспросил то ли весело, то ли с обидой:

— Шутишь?

— Нет. Ничуть.

— И ты?… И ты с ним?… Так он же пацан совсем! С ума сошла? Он же мальчишка!

— Ну и что? — подняла на него Марина спокойные глаза. — У тебя девчонка, у меня мальчишка. Все в равновесии. Чем я хуже тебя?

— Да нет, конечно… Нет, ничем не хуже, но… Просто странно как-то…

Он запнулся, замолчал, посмотрел перед собой мутно и растерянно, будто ткнулся лбом в невидимое препятствие. Потом вдохнул в себя воздух, наморщил горестно лоб, выдохнул и на следующем уже вдохе проговорил строго и громко:

— Марина, а как же Машка?! Ты о дочери вообще подумала? Это что у нас получается? Девчонка будет жить рядом с… с… Но это сплошное дерьмо получается, Марина! А вдруг?…

— Ладно, не ори. Без тебя разберемся, — спокойно сказала Марина. — Воспитатель пришел, нравственность чужую блюсти.

— Да не нужна мне твоя нравственность, ты о чем? Не делай из меня ревнивого идиота. Хотя, если честно, я и предположить не мог, что ты вообще на такое способна… Но если ты так решила, это твое дело.

— Да. Это мое дело.

— Марин, но Машка! Я же из-за Машки психую! Она мне не чужая, между прочим. Она мне дочь! И я требую…

— От Насти своей будешь требовать, понял? — развернулась Марина к нему от плиты и задрала вверх подбородок. — Давай вали отсюда. На себя посмотри, павиан хренов. Ложку самостоятельно держать не умеешь, а туда же! Девок ему подавай!

— Ого, как грубо… — усмехнулся Олег в ответ грустно. — Раньше ты такой хамоватой не была… Что с тобой произошло, Марин?

Она и сама знала, что раньше такой не была. Но, видимо, обида делает всех женщин немножко хамками. Даже самых воспитанных и утонченных. Переворачивает обида все в организме с ног на голову, крушит барьеры сдержанности, придает хрипловатости голосу и резкости движениям. Видимо, и с ней то же самое произошло. Вдруг противно стало от самой себя. Махнув рукой, Марина проговорила грустно и тихо, повернув голову к окну:

— И правда, Олег, шел бы ты отсюда.

— А я вошел, смотрю, ничего не понимаю — что это с тобой такое? Вроде ты, и вроде не ты… — будто не слыша ее, повертел он игриво руками над головой. — Что с собой сотворила-то, Марин?

— Ничего не сотворила. Прическа новая.

— А-а-а… Ну-ну. Понятно. Новая жизнь, новый рисунок образа. Слушай, а тебе идет… На десять лет моложе стала. Хороший, хороший рисунок! А насчет Машки ты все же подумай. Не надо ей…

— Без тебя знаю. Разберусь как-нибудь.

Они встретились короткими взглядами и тут же отвели друг от друга глаза, будто испугались чего. Или обожглись. Олег резко развернулся, прошел в ванную, сдернул с вешалки свой халат. Потом постоял в прихожей, неловко сворачивая халат в трубочку и придерживая коленкой, поискал глазами беспомощно.

— На, возьми, — выглянув из кухни, Марина сунула ему в руки пакет. — Еще что-нибудь забыл?

— Нет. Все вроде. Пока.

— Пока.