Свободна от обязательств

Проходя мимо гостиной, Олег глянул на Илью коротко и с неприязненным интересом. Илья встретил его взгляд спокойно, даже приготовился встать, чтоб выйти к сопернику лоб в лоб, но Олег соперничать и не помышлял, прошел быстро в прихожую, завертел торопливо рычажок дверного замка. Уходя, неприлично громко хлопнул дверью.

Марина от хлопка вздрогнула, потом рассмеялась тихо. Однако смех получился нехороший, перерастающий в истерику. Илья подошел, обнял ее, притянул к себе, начал гладить по вздрагивающим плечам. Наконец отстранился, тряхнул Марину с силой:

— Прекрати! Слышишь? У тебя истерика.

— Нет. Нет у меня никакой истерики. Погоди, я сейчас, сейчас…

Повернувшись к раковине, Марина пустила сильной струей холодную воду, стала торопливо брызгать себе в лицо полными пригоршнями. Потом распрямилась, схватила полотенце, вдохнула свободнее, медленно опустилась на стул, глянула на Илью виновато:

— Слышал, как мы с мужем общались?

— Да, слышал. Только я не понял, чего он хочет. Ему возраст мой не понравился? Но он тебе не строгий отец, а всего лишь бывший муж. Я хотел выйти, чтобы поговорить.

— Да ничего он не хочет, Илья. И хорошо, что ты не вмешался. Слушай, давай поедим наконец! Курица вон остывает. Весь праздничный обед нам испортил, сволочь.

Марина встала было, чтобы похлопотать с обедом, засуетилась бестолково по кухне. Было что-то нервное в ее суете и немного злое, будто Илья своим присутствием мешал ей. Наверное, и впрямь мешал. Хотелось нареветься вдоволь, выпустить обиду. И чтобы не мешал никто. Не стоял над душой. Не лез ни с жалостью, ни с любовью, ни с советами.

— Марин… Ты хочешь, чтоб я ушел? — тихо спросил Илья, пытаясь поймать ее убегающий взгляд.

— Ой, да с чего ты взял? — раздраженно хлопнула она дверцей кухонного шкафа, развернулась к нему резко. — Ничего я не хочу. Я есть хочу, понимаешь? Просто есть. Голодная я.

— А я все равно не уйду, Марин. Ты сядь. Сядь и успокойся. Я сам все сделаю.

— Нет-нет… Погоди. Где же у меня нож такой большой был, я забыла…

Марина снова лихорадочно завертелась по тесному пространству кухни, и Илья с силой схватил ее за плечи, заставил сесть — почти пихнул на кухонный стул. Она дернулась было, но тут же и успокоилась, сникла. Поставив локти на стол, сунула подбородок в ковшик ладоней, отвернулась к окну. От прилетевшего из прихожей звука дверного звонка вздрогнула, посмотрела на Илью с возмущенным удивлением, спросила тихо:

— Кто это? Он что, вернуться решил?

— Сиди. Я открою.

Илья направился было в прихожую, но Марина обогнала его, первая подлетела к двери, приникла к глазку. Искаженное выпуклое лицо Блаженной Кати улыбалось, смотрело прямиком в растревоженную душу. Как всегда, не вовремя. Аккурат под Катиным подбородком трепыхалось что-то невразумительно вислоухое, потом дернулось вверх, ткнулось ей в щеку, и Катя, не отрывая широко распахнутых глаз от Марининой души, улыбнулась радостно, чуть отодвинув голову назад. Марина отвернулась от двери, махнула рукой, вздохнула.

— Кто там? — спросил Илья. — Почему не открываешь?

— Да это Катя. Блаженная Фауна. Опять где-то живность подобрала, щенка. Вот, по квартирам ходит.

— Так давай возьмем?

— Ага! Мне только щенка сейчас для полного счастья не хватает. Муж ушел, любовника завела, сейчас щенка еще заведу — и полный вперед. И вообще — мы будем сегодня обедать или нет?

— Будем, будем. Пошли. Все готово уже. А за любовника и щенка отдельное спасибо.

Он развернулся, быстро пошел на кухню, и Марина поплелась за ним, немного пристыженная, закусив губу. Сев за столом на прежнее место, глянула виновато:

— Обиделся, да? Не обижайся. Понимаешь, не так это все просто. Когда живешь долго с мужчиной, бок о бок, рожаешь ему ребенка, кажется, прорастаешь в нем корнями… А потом…

— Да я не обиделся, Марин. Ты ешь. Нет, давай лучше сначала вина выпьем.

Он молча начал возиться с бутылкой красного вина, ввинчивая штопор в плотную пробку, а Марина все говорила и говорила, будто плотину прорвало:

— Нет, не в том дело, что я на него злюсь! Хотя и злюсь тоже, конечно. Я и без него проживу, и в материальном, и во всяких других смыслах. Но тут, понимаешь… Тут такая вещь… Вот есть, например, праздник, а есть обыденная жизнь. Обыденной жизни больше, гораздо больше, она фактически все твое время занимает, и хочется, чтоб она как-то обустроена была заботами, стабильными обязанностями, чтоб знать: кто-то в тебе постоянно нуждается, кто-то дома с ужином ждет. Так все женщины устроены, понимаешь? Внутри. Снаружи им красивого ленивого праздника хочется, цветов, заботы и ухаживаний, а на самом деле женское самоутверждение совсем не в этом. Глупо звучит, но приходит тоска по стабильным, каждодневно проклинаемым обязанностям, и никуда от нее не денешься. Я, наверное, сумбурно сейчас говорю, но это так… Ты меня понимаешь? Это катастрофа, когда ты оказываешься не востребована в обязанностях. Просто не нужна.

— Понимаю, Марин. Только не до конца. Ты мне нужна. Ты нужна мне! Со всеми потрохами. И со стабильными обязанностями и заботами, если хочешь, тоже.