Свободная

Беззлобно ворча на дурацкую идею с куполом, возвращаюсь на крыльцо ресторана. Останавливаюсь. Дверь отворяется, и, выпуская парочку отужинавших клиентов, швейцар мягко, но совершенно не тактично отодвигает меня в сторону, демонстративно захлопнув ее уже перед моим носом.

– Черт! – выругалась я, опустила взгляд и повторила: – Черт!

Выпрямила спину, отряхнулась, в надежде, сбросить остатки дождевых капель с мокрой куртки, и поторопилась быстрее войти внутрь, так как почувствовала прилив невольных слез, подступающих к глазам. Нет, это вовсе не обида, скорее, усталость бесконечного рабочего дня, потому что я очень хорошо осознаю – мой внешний вид никак не соответствует уровню этого фешенебельного заведения.

При моем появлении худой высокий метрдотель смахнул невидимую пылинку со своего безупречного форменного костюма. Он ни взглядом, ни жестом не выдал своего удивления, лишь спокойно принял у меня верхнюю одежду, передав ее в гардеробную, и, не провожая меня, рукой указал направление в сторону бара, делая вид, что занят какой-то своей, одному ему понятной работой.

Но мне и не нужно особое внимание, поэтому молчаливо отступаю и иду в зал.

Заказываю воду, устраиваюсь удобнее на высоком стуле и шарю профессиональным взглядом по сторонам, заинтересованно изучая интерьер, стараясь избегать обеденной залы со столиками. Сделав еще с десяток снимков, погружаюсь в легкое общение с барменом.

Все полчаса, что я здесь, проходят с натяжкой для моей нервной системы.

Но даже среди всей ресторанной суеты, я чувствую на себе пристальный мужской взгляд, следящий за мной, как хищник за добычей. Барс сидит не один, рядом с Наташей в самом центре зала и смотрит на меня, пробираясь ледяным морозом под кожу. А его спутница, видимо без без гордости и устали, постоянно прикасается к его руке, улыбаясь без остановки.

У меня все внутри сжимается от страха, что ещё немного, и я увижу улыбку Барса ей в ответ…

Мне становится слегка не по себе. Снова просыпается ощущение, будто я "коснулась" чего-то сугубо личного без разрешения.

Он хоть и пытается казаться спокойным, но я замечаю его нервную взвинченность. Весь изводится на своем месте, в отличии от своего собеседника, того самого импозантного мужчины с благородной сединой в волосах, который спокоен, как удав или, скорее, Черная мамба*.

Очевидно, что они не друзья друг другу, и не приятели тоже… их связывает что-то иное.

**************

– Черная мамба* – ядовитая змея, распространённая в Африке. Все те, кто когда-либо видел Черную мамбу вживую, рассказывают о необычной милой «улыбке», отражающейся на пасти змеи. Виной этому особая анатомия – уникальный разрез её рта. Несмотря на название, она не совсем черная. Чаще, это очень темный или серебристо-серый цвет. Свое название Черная мамба получила не благодаря окрасу тела, который бывает и светлым и темным, а из-за черной полости рта, которую она раскрывает при опасности и зловеще шипит.

Глава 12

– На той неделе мы приступили к завершению двух крупнейших на сегодняшний день контрактов, Gaylord Texan Resort Hotel & Convention Center в Грейпвайн и Клинического исследовательского центра Марка О. Хэтфилда в Бетесде. Оба контракта превышают 350 миллионов долларов.

– Впечатляет, – отвечаю спокойно и без эмоционально.

– Пока идем точно по графику, но ведь прошла всего неделя, – мой собеседник откидывается на спинку стула, возможно замечая, что я лишь вбрасываю односложные ответы и мычу в зависимости от важности вопроса. – Кроме того, я планирую испытать новые хозяйственно-бытовые стоки, о которых я тебе говорил. Тогда расход воды существенно сократится, и собственники станут платить на двадцать пять процентов меньше.

– Надеюсь, что получится.

– Have you decided on a wedding date? *

– This is just a formality, ** – бегло отвечаю ему.

– Теперь, когда мы уже на полпути, давай будем соблюдать все эти формальности, – говоря это он протянул руку и покровительственно похлопал меня по плечу, чтобы привлечь мое внимание.

Лео Куинн – отец Наташи и генеральный директор британской группы «Balfour Beatty» владел русским так же легко, как люди управляют своим голосом, потому что учился ему у свой покойной жены, имеющей русские корни в нескольких поколениях. Тем не менее по ходу нашей беседы мы несколько раз переходим с одного языка на другой и обратно без малейшего труда. Я даже не замечаю этого, потому, как все мои мысли сейчас заняты не им, а взгляд прикован к барной стойке на противоположном конце обеденного зала.

Кира…

Улучив момент, окидываю её оценивающим взглядом. Никак не могу понять, что в ней такое, что буквально притягивает меня как магнит? Но что-то определенно есть: в изгибе ее хрупких плеч, тонких рук, в точёном профиле и грациозном наклоне головы; внимательно слушая собеседника замирает, словно она – драгоценная фарфоровая статуэтка балерины, которой самое место в витрине из армированного стекла. Она, промокшая до костей, вся светиться холодом, таким пронзительным, настоящим, таким живым, едва ли не живее ее самой…

Заболеет.