Читаем Свободная касса! По ту сторону знаменитого прилавка полностью

Броуновское движение за прилавком, с восторгом и ужасом наблюдаемое жующими посетителями, лишь на первый взгляд казалось хаосом. В ошибочности этого убеждался каждый, кто рискнул примерить форму члена бригады – ведь именно так официально и одновременно двусмысленно именовался рядовой сотрудник фирмы. Английские термины в первом советском ресторане часто мутировали и отличить на слух слово, обозначающее обыкновенную булку для бутерброда не представлялось возможным даже для неплохо знающих иноземную речь. Так аглицкое слово «crew» (кру), обозначающее и бригаду, и экипаж и персонал вообще, было прилеплено к простым работникам, и рядовых трудяг называли крушником или крушницей в зависимости от половой принадлежности. О терминах-мутантах и вообще о причудах языкового восприятия еще предстоит речь в дальнейшем, так что не всё сразу.

В назначенное время новоиспеченному члену бригады было предписано явиться загодя в ресторан, нарядиться кру установленного образца и ждать в так называемой комнате отдыха своего инструктора.

Немного о комнате отдыха. Там полагалось отдыхать и принимать пищу. На Пушке она была невелика, и очень часто придя на перерыв, человек пристраивался абы где, чтобы немного отдохнуть и перекусить. Если все столики были заняты, можно было притулиться на подоконнике, где за окном был виден мирный и безлюдный дворик и дебаркадер для разгрузки машин с продукцией. В комнате отдыха стоял громадный телевизор, где непрерывно крутили музыкальные клипы. Потом как-то кассету с набившими оскомину поп-звездами заменили на диснеевский мультфильм «Фантазия». Глядя на безумную пляску грибов, люди курили, думая о разном.

Еще в комнате отдыха был чайник с кипятком, кувшин с молоком, кофеварка и емкость с кетчупом. Позже время отдыха разделили для курящих и некурящих, а в ресторанах, открытых позднее, стали обустраивать две комнаты отдыха: в одной было всегда туманно, в другой можно было дышать. Потом комнату отдыха на Пушке разделили перегородкой, в итоге поимев курилку и отделение, свободное от дыма.

Следует заметить, что став крушником, человек лишался фамилии, вместо которой ему присваивался табельный номер. И если, скажем, на иных предприятиях номер этот принято было озвучивать только в день выдачи зарплаты, то в описываемом предприятии номер шел в четком прицепе с именем, порой становясь погонялом. Обыкновенным делом было заглянуть в ту же комнату отдыха и спросить своего знакомого:

– Слышь, Васю сто восемнадцатого не видал?

– Не. Спроси у Девяностого.

– А он где?

Знакомец Девяностого выискивал в толще отдыхающих кого-то еще и окликал:

– Ира! Два семь семь!

– А?

– Девяностый где?

– Вторым номером на кассе у Три Два Раз.

Были люди, без напряга держащие в уме номера доброй сотни коллег. А еще была девушка, которой достался номер 77, за что ее кликали Сим Симыч. Номер ей нравился, и она просила по возможности сохранять семерки, когда переходила в другой ресторан. Как ни странно, ей шли навстречу и даже в ее четырехзначном табельном номере присутствовали две семерки.

Еще на Пушке был некто Андрей с номером «90» и его так и звали – Девяностый. Потом он вырос в большого менеджера, и ему была возвращена фамилия. В ресторане на Арбате позднее тоже появился Андрей с тем же табельным номером. Его тоже звали не иначе как Девяностый. Менеджером он не стал, отметившись иными талантами, о которых будет сказано ниже1.

Фамилия возвращалась к людям постепенно: у младших менеджеров сперва появлялась иногда только первая буква фамилии, как в титрах к фильмам о Шерлоке Холмсе. Полностью фамилия возвращалась лишь тем, кто становился менеджером не ниже ассистента.

Разумеется, у людей имелись и клички. Был среди специалистов человек далеко не юный. Звали его, скажем, Полуэкт. И кличка была у него Градус. То ли по фамилии, то ли еще по чему – науке это не известно. И искала этого Полуэкта-Градуса некая молодая особа, по чисто служебным, надо сказать, делам. Заглянула в комнату отдыха, битком набитую трудягами, то есть народом и говорит:

– Привет! Не видали Полуэкта Глобуса?

Ну, ошибся человек. С кем не бывает? Народ, тем не менее, отсмеялся, отдышался и господин Градус стал после этого Глобусом. Мгновенно и бесповоротно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное