Свободная комната

Эти простые слова написаны на надгробии моего родного отца на кладбище в Северном Лондоне. Я стою у могилы Джона Питерса, спустя неделю после того как узнала трагические тайны дома с клеймом. Родители сидят в машине, оставив меня наедине с собой из уважения к моим чувствам. На улице сильный ветер, он треплет мои волосы, пока я стою в этом грустном месте. Я не знаю, как отношусь к Джону. Я — кровь от его крови, он был человеком, который помог мне войти в этот мир. Но он также был тем, кто подвел свою семью, позволив красивому личику вскружить ему голову. Я никогда не смогу простить его за то, что он лишил меня возможности навестить могилы остальных членов моей семьи. Где бы они ни были, пусть покоятся с миром и не знают больше никакой боли.

Я не принесла цветов. На мне нет траурной черной одежды. То, что я принесла с собой, я оставляю на его могиле.

Его прощальное письмо.

* * *

В машине мама с папой озабоченно смотрят на меня.

— Я в порядке, — уверяю их я. — Я чувствую, что готова смотреть в будущее.

Они долго смотрят друг на друга.

— Что такое?

Папа нерешительно отвечает:

— Дом никогда не принадлежал Марте Палмер. Она всегда думала, что дом ее, но твой отец напоследок посмеялся над ней. Он зарегистрировал его на имя компании под названием «MП».

Алекс сказал мне почти то же самое, только он предположил, что бизнес принадлежит Марте. Марте Палмер. М.П.

— Что ты хочешь этим сказать?

Мама говорит:

— Дом принадлежит ближайшей родственнице Джона. Этот человек — ты. Марисса Питерс.

Глава 44

Спустя четыре месяца

Я смотрю, как сотрудники фирмы по перевозке имущества упаковывают вещи из дома с клеймом и складывают их в большой фургон снаружи. Мне ничего из этого не нужно. Местный благотворительный магазин с благодарностью забирает все имущество. Я выставила дом на продажу, и теперь через неделю сюда переедет молодая семья. Я рада. Я хочу, чтобы этот дом снова стал семейным домом, где слышатся особые звуки детского смеха и игр.

Джека давно здесь нет. Все свидетельства того, что в саду когда-то была плантация марихуаны, исчезли. Я помогла ему вырезать и выкорчевать все незаконно выращиваемые растения до последнего зеленого листика. Я не знаю, где Джек сейчас. Не хочу знать.

— Лиза, — Алекс зовет меня, стоя в дверном проеме.

Он был со мной на протяжении всего этого пути, когда я так в нем нуждалась. Как друг и только как друг. Но какой друг! Лучшего я и представить себе не могла.

Я подхожу к нему, и мое лицо озаряет широкая улыбка. Но она соскальзывает, когда я вижу мрачное выражение его лица.

— В чем дело?

Алекс тянет меня внутрь дома, уводя с прохода, чтобы грузчик мог вынести стул. Он кричит работнику:

— Можешь попросить своих ребят сделать получасовой перерыв на чай?

— У нас почасовая оплата, — напоминает тот.

— Мы все оплатим, просто добавьте это в счет.

Мужчина кивает, и Алекс осторожно закрывает за ним дверь. Он мягко ведет меня в самое сердце дома, где на полу все еще лежит причудливый черно-красный ковер.

Я смотрю на него, а не на ковер.

— Что такое?

Он отвечает не сразу.

— Ты обращала внимание на этот ковер?

Мне не стыдно сказать ему правду:

— Я вставала на него. Здесь, в самом сердце дома. Мне сложно объяснить, но это помогало мне воспрянуть духом. Вроде как убедиться, что я твердо стою на ногах.

Теперь он выглядит огорченным, как будто ничего не хочет говорить. Но все же говорит, указывая на ковер:

— Видишь эти узоры на кромке?

Я киваю в абсолютном недоумении.

— Посмотри на них внимательно. Это не узоры, а текст…

— Текст на кириллице, — прерываю его я со стучащим в груди сердцем. Впервые за долгое время у меня подкашиваются ноги.

— Это имена, — продолжает он мягким еле слышным голосом: — Элис, Лео, Тина…

— Марисса. Я, — я обращаю на Алекса полный слез взгляд. — Как ты думаешь, мой отец, биологический отец, сделал его на заказ?

— Похоже на то.

Мы стоим в полной уважения и скорби тишине, как будто смотрим на могилу моей семьи.

— Все эти годы я посещала бессчетное количество терапевтов, которые ставили мне всевозможные диагнозы: одержимость навязчивой идеей, жертва травли, посттравматическое стрессовое расстройство, обычное безумие, тогда как все это время я страдала от самого простого человеческого недуга — разбитого сердца, — я глубоко вдыхаю. — Можешь оставить меня на минутку? — спрашиваю я отстраненным голосом.

Алекс не отвечает. Несколько секунд спустя я слышу щелчок закрывающейся двери.

Слезы катятся у меня из глаз, когда я встаю на колени и с трепетом касаюсь ладонями каждого имени. А потом провожу кончиком пальца по каждой красиво выписанной букве. Как будто я снова стою перед текстом на стене. Я чувствую, словно снова обрела свою семью. Неудивительно, что меня так тянуло к этому ковру. Все это время моя семья ждала меня в самом сердце дома.

Я сворачиваюсь в клубок и плачу.

Эпилог