Свободное падение

Здесь всегда было по-особенному уютно, хотя тумбочкой служила укрытая скатертью сломанная стиральная машина, а шкафом – старые антресоли, составленные друг на друга. Особенно хорошо становилось на закате, когда прощальные лучи солнца заливали комнату нежным багрянцем. В этот час Маша обычно доставала из тайника в стиралке потрёпанный дневник и делала короткие записи. Привычка появилась ещё со школы, когда они с подружкой делали записи в тетрадках, а потом читали их друг другу и обсуждали.

Усилием воли Маша прогнала видение незнакомца из парка и остаток дня провела за подготовкой шпаргалок к экзамену. Нудная, кропотливая работа прекрасно помогла отвлечься.

Но когда наступил вечер, она заварила чай, открыла дневник и поняла, что не знает, как написать о странной встрече в парке. Долго думала, наблюдая, как небо, словно влюбленная девчонка перед свиданием, меняет наряды: голубое одеяние сменилось розовым, затем алым, сиреневым, лиловым, – и незаметно для себя заснула.

Два дня Маша маялась, пытаясь выбрать – идти или не идти. Изучила брошюрки вдоль и поперёк, но так и не смогла сделать выводов, поискала в интернете – нашла кучу предупреждений, что сектанты охотятся за деньгами, но никакой конкретной информации не обнаружилось. В конце концов, решилась сходить – успокоила себя тем, что у неё нет ничего ценного, а значит, никакого интереса для любителей наживы она представлять не может.

*******

Несколько дней подряд дул ветер. Холодный, пронзительный, мрачный. Откуда у ветра появился цвет, Маша не понимала, но отчётливо его различала. Как будто городские тени оторвались от предметов и теперь носились в воздухе, наполняя его оттенками графита. Она и сама себе казалась тенью: пустышкой, оторванной от привычной жизни, летящей неизвестно куда в бешеном вихре.

Пока Татьяна искала клиента, ей поручили работу диспетчера. Обязанностей не очень много – уборка, готовка, покупка продуктов, телефонные разговоры. Получая каждое утро пятьсот рублей зарплаты, Маша молилась про себя, чтобы всё оставалось, как есть.

Потихоньку приглядывалась к девчонкам, которые почти не обращали на неё внимания. Лина и Аня, но ей строго-настрого запретили их так называть. Для клиентов они обозначались Нина и Катя.

Два раза в неделю появлялась черноглазая смуглянка Лариса, любительница серебристых одежд и украшений. Машу поражало количество разномастных побрякушек: браслетов, цепочек, колец – даже серёжек, та носила семь штук! Всё это богатство блестело, сверкало, звенело и невольно притягивало взор, рождая лёгкое недоумение. Ощущение, смутно похожее на то, что возникло у неё, когда она первый раз попала на выставку художников-супрематистов.

Сама Лариса, благодаря любви к пиву, на музу не тянула, потребности в живописи или другом искусстве не испытывала. Чувство прекрасного выражала, покупая очередную блестючую «драгоценность» и немедленно навешивая её на себя.

Татьяна и девчонки над ней довольно едко посмеивались или держались подчёркнуто прохладно. Маше ехидничать не хотелось. Может быть, поэтому Лариса отнеслась к ней с большим пониманием, чем остальные. Постепенно они начали общаться. Маше даже не пришлось прилагать больших усилий, чтобы сблизиться: требовалось только слушать Ларисину болтовню, изредка вставляя пару слов. Таким образом, она скоро узнала, что и Ларису на самом деле зовут Светой, и, что девчонки в досуге почти все меняют имена.

– Зачем? – поинтересовалась Маша, стараясь постичь логику поступков в этом искривлённом мире.

Они сидели в общей комнате, точнее Лариса сидела на диване и красила ногти вишнёвого цвета лаком, а Маша гладила бельё.

– Чтобы никто из клиентов не мог выдать тебя родственникам или знакомым, – пожала сдобными плечами Лариса, поражаясь Машиной наивности.

Маша тоже поражалась. Для неё реальность девчонок строилась на непонятных, искажённых принципах, но они очень строго их придерживались.

– А это не будет выглядеть подозрительно, если незнакомый человек начнёт называть тебя другим именем? – допытывалась она.

Но на этот вопрос у Ларисы ответа не было. Можно было спросить у Татьяны, но та частенько злилась на неё за мелкие огрехи, которые Маша допускала, общаясь с администраторами бань, охранниками или клиентами. А у единственного работающего у них молодого человека – Вадима – спросить стеснялась.

Кроме путаницы с именами хватало и других странностей.

Машу очень смущала привычка девчонок ходить по дому голыми.

Первый раз, увидев нагую Аню возле трюмо, Маша так испугалась, что чуть не сломала пылесос, нажав кнопку втягивания шнура вместо отключения. Несчастный агрегат задёргался, завизжал и отрубился, а она застыла, наблюдая за тем, как Аня невозмутимо красит ресницы. Зрелище одновременно пугало и завораживало. Крупные соски нетерпеливо пританцовывали, а розовые после купания ягодицы легко подрагивали в такт движениям руки.

– Нравлюсь? – недовольно спросила Аня, спустя несколько минут, глядя через зеркало Маше прямо в глаза.