Свободное владение Фарнхэма

Две машины не присоединились к остальным. Одна из них повисла над кучей добра, сложенного возле убежища, собрала все вещи в невидимую сеть и улетела. Вторая повисла над убежищем. Массивная постройка поднялась вверх исключительно легко, так, что даже навес на крыше не пострадал. Небольшая машина с ее гигантской ношей заняла место футах в пятидесяти от основного формирования.

Огромный прямоугольник двинулся вперед, набирая скорость, но Хью не смог ощутить ветра, обычно дующего в лицо при полете. Машина, несущая под собой их убежище, казалось, без труда летит с той же скоростью, что и другие.

Последнее, что он различил внизу, — это гигантский шрам на том месте, где были посадки Барбары, и длинную черту в районе оросительной канавы.

Он потер больную руку, подумав про себя, что все случившееся с ними было просто цепью удивительных совпадений. Это даже немного оскорбляло его, как оскорбила бы нечестность со стороны заведомо честного человека.

Он вспомнил замечание Джо перед посадкой:

«Нам невероятно повезло, что мы встретили ученого. Французский язык — здесь язык мертвый…».

Несуществующий язык, как он выразился.

Хью повернул голову и встретился взглядом с Барбарой.

Она улыбнулась…

5

Мешток, главный управляющий дворца лорда Протектора Полуденного района, был озабочен и счастлив. Счастлив потому, что озабочен. Не сознавая до конца своего счастья, он часто жаловался на то, как трудно ему исполнять свои обязанности, так как, по его словам, хотя под его началом и состояло почти восемнадцать сотен слуг, среди них не было и трех, которым он мог бы доверить самостоятельно вылить сосуд с помоями.

Он только что имел приятную беседу с шеф-поваром. Мешток утверждал, что даже из самого шефа, несмотря на то что он стар и жилист, получилось бы жаркое лучше, чем то, которое он послал к столу их Милости накануне вечером. Одной из добровольно взятых на себя обязанностей было лично пробовать все, что предстояло отведать Повелителю, несмотря на риск оказаться отравленным и невзирая на то, что гастрономические вкусы их Милости разительно отличались от его собственных. Это было одним из тех бесчисленных способов, с помощью которых Мешток входил лично во все детали. Благодарю такому усердию, он в своем сравнительно небольшом возрасте возвысился до нынешнего поста.

Шеф-повар проворчал еще что-то, и Мешток отослал его, недвусмысленно намекнув на то, что поваров в наши дни найти не так уж трудно. Затем с удовольствием вернулся к прерванным бумажным делам.

Перед ним лежали груды бумаг. Он только что закончил переезд из дворца в Летний дворец, куда перебрались тридцать восемь Избранных и всего лишь четыреста шестьдесят три слуги: летняя резиденция обслуживалась только костяком персонала. Эти переезды, случающиеся дважды в год, требовали массы бумаг — заказы, наряды, списки, описи, платежные документы, грузовые накладные, перечни обязанностей, депеши. Он все больше склонялся к мысли попросить патрона найти какого-нибудь юнца посимпатичнее, вырезать ему язык и обучить обязанностям письмоводителя. Но затем отбрасывал эту идею: Мешток не доверял слугам, умеющим читать, писать и производить арифметические действия, — это всегда вело к тому, что ими овладевали всякие крамольные мысли, даже если они не могли говорить.

А правда заключалась в том, что Мештоку нравилось эта работа, и он не хотел делить ее с кем-либо. Его руки так и летали над ворохом бумаг, проверяя цифры, ставя подписи под резолюциями, одобряя платежи. Перо он держал довольно странно — между указательным и безымянным пальцами правой руки — больших пальцев на руках у него не было. Он прекрасно обходился и без них и теперь уже с трудом мог бы вспомнить, что это значит — иметь их. Да он в них и не нуждался. Он вполне мог держать ложку, перо и хлыст и без их помощи, а больше ему ничего держать в руках и не нужно было.

Он словно гордился их отсутствием: оно доказывало, что он служил своему повелителю в двух основных ипостасях — на конюшне, когда был помоложе, а затем, вот уже на протяжении многих лет, в качестве вышколенного слуги. Любой из слуг в возрасте старше четырнадцати лет (за небольшим исключением) был способен либо на то, либо на другое. И очень немногим было дано пройти путь, подобный пройденному Мештоком, — от конюха до управляющего — может быть, только нескольким сотням человек на всей Земле. Эти немногие говорили друг с другом как равные. Они считали себя элитой.

Кто-то поскребся в дверь.

— Войдите! — крикнул он, а увидев вошедшего, прорычал: — Чего нужно?

Рык был совершенно автоматическим, но ему действительно был очень не по душе этот слуга, и по очень серьезной причине: он не обязан был подчиняться Мештоку. Он был представителем другой касты — касты охотников, стражников, хранителей и загонщиков — и подчинялся Мажордому-хранителю. Мажордом считал себя равным Главному управляющему по рангу, и формально так оно и было. Однако большие пальцы на руках у него имелись.