Свободный

– Знаешь, я думал, что будет очень больно вспоминать об этом вслух, но это больше, чем больно. Стыдно. Стыдно за то, что я родился вот таким морально слабым и чувствительным. Вероятно, будь я таким, как мой старший брат, то они были бы живы. Я бы хоть что-то сделал, а не плакал и смотрел на всё, прячась в темноте. Мой брат… Гонсало, ему было семнадцать, а мне девять. Мы жили в пригороде Кали, а это место скопления наркодилеров, убийц, наёмников и… криминала. Наш район был самым опасным, и пройти туда обычным людям было невозможно. Убили бы. Там убивали так же легко, как и кивали в ответ на приветствие. Полиция не вмешивалась, она получала проценты от главарей, и выбраться оттуда тоже было невозможно. Убивали просто так. Не понравилось, как посмотрел – ты мёртв. Не впустил ночью в дом – ты мёртв. Не хочешь работать на них – ты мёртв. Перешёл дорогу, когда едет кто-то из этих ублюдков, – ты мёртв. Они стреляли каждый день. Я шёл в школу и видел на своём пути свежие трупы, слышал плач и причитания. Меня не трогали, потому что мой отец… он был одним из них, как и его отец. Управление бандами переходило по наследству. Но мой папа был другим. У него не было иного выхода, он защищал нас. Он оберегал нас и старался свести к минимуму убийства, но разве это было возможно? Нет. Кровь текла по улицам, дети чуть ли не с рождения были зависимы от наркотиков. Даже в школе учили, как правильно убивать. Внеклассные занятия, которые каждый обязан был посещать, – кривлюсь от воспоминаний, и меня передёргивает от них.

– Я не знаю, почему в девять лет так всё хорошо запомнил. Может быть, это потому, что я увидел крайнюю степень жестокости или может быть потому, что моя жизнь висела на волоске. В нашем доме часто встречались главы группировок и обсуждали, сколько денег пойдёт в оборот, и где перехватить новую партию наркотиков. Мама в эти моменты всегда меня уводила на улицу, и мы с ней читали книги про новые земли, про путешествия и про добро. А вот Гонсало… он был рад тому, что имеет право находиться среди убийц и учиться у лучших их представителей. За месяц до случившегося подобные вечера прекратились, отец сам водил меня в школу, как и Гонсало. Он требовал, чтобы мы всегда дожидались его, и я начал замечать, что, когда мы идём, за нашими спинами начинают шептаться. Я не понимал, почему это происходит, пока один из парней в классе не назвал меня жалким предателем, потому что мой отец решил оставить свой пост и передать его новенькому, недавно появившемуся в нашем городе. Американцу, который незаконно проник к нам и остался. Отец, оказывается, ему помогал, и многим это не понравилось. Точнее, всем. Папа был хорошим, а мама золотой. Они отличались от них, ведь жили там с рождения и ненавидели то, что им приходилось делать. Они пытались образумить детей: девушек не идти в проститутки, а мальчишек не покупать наркотики. Но всё было впустую. Только сейчас я могу понять, что эти люди шли на подобное, ради огромных денег. И никто там не доживает до старости. Их убивают или они умирают от передозировки.

– Их убили из-за того, что они пытались образумить людей?

Утвердительно киваю на вопрос Дугласа и кусаю нижнюю губу, чувствуя, как она подрагивает.

– Думаю, что не только из-за этого, но оттого, что мой отец собирался покинуть Колумбию со всей семьёй. Я не могу с уверенностью обвинять брата… но он был взрослее меня и мог знать, что отец уже подготовил документы для переезда, как и деньги для побега. Иначе никто бы не пришёл к нам той ночью… я помню всё, Дуглас. Помню глаза папы, они быстро покрывались странной и белой пеленой, словно ему капнули молока в них. Я помню… я так хорошо это помню. – Хватаюсь за голову, и всё же глаза наполняются слезами.