Читаем Свободу медведям полностью

Опять же, исходя из литературных соображений, я не вижу смысла в соблюдении очередности воспоминаний в его записной книжке. Всех этих чертовых поэм и присказок. Всех восклицаний, адресов и номеров телефонов, памяток о датах сдачи книг в библиотеку и всего прочего, что составляет довольно коряво изложенную биографию моего друга.

Боюсь, доктор Фихт оказался прав, придираясь к плохим примечаниям бедного Зигги. Большую часть их он явно почерпнул из библиотеки Ватцека-Траммера и из общения с самим очевидцем.

Вот некоторые из заметок Зигги:

«Я вполне доволен „Аншлюсом“ Брука-Шеферда. Б.Ш. действительно знает, о чем пишет.

Д. Мартин добирается до самой сути в „Преданных союзниками“!

В „Моей родной земле“ бедный JT. Адамик выступает в роли зашоренного пропагандиста.

Вся информация содержится в книге Стирмана „Советский Союз и оккупация Австрии“. Однако его ссылки длиннее, чем сам текст.

В труде Стояна Прибшиевича „Мир без конца“ и Г.Е.Р. Геди „Павшие бастионы“ слишком много эмоций».

И другие записи без его комментариев:

«Реквием по Австрии» Курга фон Шушнига и «Курт фон Шушниг» Шередона.

«Протоколы процесса Шмидта». В особенности показания Скубла, Микласа и Рааба; и «Свидетельские показания в Нюрнберге». В особенности Геринга и Зейсса-Инкварта.

«Официальные протоколы совещаний Союзнического совета и Исполнительного комитета. 1945–1955».

«Правда о Михайловиче» Пламенатца. «Предательство Михайловича» Васо Тривановича.

«Почему союзники бросили армию генерала Михайловича» полковника Зивана Кнезевича.

И бесчисленные ссылки вроде:

«Как сказал Ватцек-Траммер…»

Хотя, разумеется, прошло несколько дней, прежде чем я смог прочесть что-либо из этого, — сначала я был погружен в ванну, в которой эпсомскую соль и воду меняли ежечасно.

Конечно, мне принесли все перепачканные медом вещи Зигги. Порой я был вынужден разлеплять страницы записной книжки: мне приходилось держать ее открытой над паром своей ванны. А потом мне пришлось ждать еще несколько дней, прежде чем я мог ясно видеть, что читаю, — пока отеки от пчелиных укусов не спали настолько, что я мог держать веки открытыми. К тому же меня лихорадило и временами тошнило — в моем организме оказалась чрезмерная доза яда.

Но если моя доза оказалась чрезмерной, то что говорить о той дозе, кторую всадили в бедного Зигги. Никто мне так и не подтвердил, слышал ли я «банг!», когда он ударился головой (он вырубился еще до того, как пчелы облепили его), — может, мне просто померещилось, будто он барахтался под прицепом после того, как опрокинул ульи.

Как гласит записная книжка:

«Бог знает. Или догадывается».

Но когда я приступил к чтению, могу заверить вас, что мне попадались такие места, от которых мне было гораздо больнее, чем от пчелиных укусов. К примеру, вот это:

«Сегодня я познакомился и купил мотоцикл вместе с Ганнесом Граффом. Он замечательный парень. Хотя и какой-то несобранный».

И, несмотря на множество лечебных ванн, могу сказать вам, что Ганнес Графф по-прежнему остается несобранным.

И еще заметки из записной книжки:

«Что сказал на суде Дража Михайлович: „Я хотел многого… Я многое начал… но порыв мирового ветра смял меня и мои дела“.»

Знаешь, Зигги, я с этим не согласен. Я не думаю, что это порыв мирового ветра смел тебя. Я не согласен также со многими другими спорными частями твоей истории и твоего плана, меня не убеждает логика твоих сопоставлений — остроумных или неожиданных, но не слишком ясных.

Не порыв мирового ветра смел тебя. Ты сам поднял ветер, который и смел тебя.

Несобранные части

Пчелы, поллиниферусы (опыляющие): живущие социумом, производящие мед (класса Apis и близких ему классов), разновидность Apis mellifera обитает в Европе; они вырабатывают мед и воск, а также производят опыление растений в значительной части мира.

Пчела состоит из нескольких частей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Музыкальный приворот
Музыкальный приворот

Можно ли приворожить молодого человека? Можно ли сделать так, чтобы он полюбил тебя, выпив любовного зелья? А можно ли это вообще делать, и будет ли такая любовь настоящей? И что если этот парень — рок-звезда и кумир миллионов?Именно такими вопросами задавалась Катрина — девушка из творческой семьи, живущая в своем собственном спокойном мире. Ведь ее сумасшедшая подруга решила приворожить солиста известной рок-группы и даже провела специальный ритуал! Музыкант-то к ней приворожился — да только, к несчастью, не тот. Да и вообще все пошло как-то не так, и теперь этот самый солист не дает прохода Кате. А еще в жизни Катрины появился странный однокурсник непрезентабельной внешности, которого она раньше совершенно не замечала.Кажется, теперь девушка стоит перед выбором между двумя абсолютно разными молодыми людьми. Популярный рок-музыкант с отвратительным характером или загадочный студент — немногословный, но добрый и заботливый? Красота и успех или забота и нежность? Кого выбрать Катрине и не ошибиться? Ведь по-настоящему ее любит только один…

Анна Джейн

Любовные романы / Современные любовные романы / Проза / Современная проза / Романы
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза