Свободу медведям

— У меня нет никакой команды, — сказал Ват. — И я не знаю никакого Явотника.

— Вы помните «Гран-при Италии 1930»? — спросил Вратно. — О, Ват, вы тогда действительно сорвали куш!

Готтлиб Ват расстегнул кобуру на бедре.

— Мой бедный покойный дядя взял меня с собой, Ват. Мне было всего одиннадцать. Дядя говорил, что вы лучше всех, — тараторил Вратно.

— В чем? — спросил Ват с открытой кобурой.

— В мотоциклах, конечно. Ват, как их чинить и объезжать, испытывать и обучать водителей! Просто гений, говорил дядя. Если бы не политика, то мой дядя вступил бы в вашу команду.

— Но у меня нет никакой команды, — повторил Ват.

— Послушайте, — не умолкал отец, — у меня есть серьезная проблема.

— Мне очень жаль, — произнес Готтлиб Ват с сочувствием.

— Я только что научился ездить, — продолжал Вратно, — когда мой дядя погиб — влетел на своем «Нортоне» в Саву в окрестностях Бледа. Это сломало меня, Ват. С тех пор я ни разу не сел на мотоцикл.

— Я не понимаю, чего ты хочешь, — сказал Ват.

— Вы можете научить меня, Ват. Я должен учиться всему заново — как водить. Я неплохо это делал, Ват, но я не могу справиться со страхом, после того как мой дядя утонул в Саве. Дядя говорил, что вы лучше всех.

— Откуда твой дядя меня знал? — спросил Ват.

— Весь мир знал вас, Ват! «Гран-при Италии 1930». Вот это был куш!

— Ты уже это говорил, — нахмурился Ват.

— Меня учил мой дядя, Ват. Он говорил, что я способный. Но я потерял над собой контроль, понимаете. Нужен мастер, чтобы я снова смог водить мотоцикл.

— Сейчас война, дурачок, — сказал Ват. — Кстати, ты кто?

— Хорват, полагаю… если это имеет значение, — ответил Вратно. — Но мотоциклы — вещь интернациональная.

— Но ведь идет война, — сказал Ват. — Я командир дивизиона разведчиков мотоциклетного соединения «Балканы-4».

— В эту команду я и хочу вступить! — воскликнул мой отец.

— Это не команда! — возразил Ват. — Это война.

— Неужели вы и в самом деле воюете, Ват? — спросил Вратно. — Что сделает война с «NSU»?

— Отбросит нас лет на десять назад, — сказал Ват. — Не будет никаких гонок, не будет никаких улучшений. Возможно, не станет завода, куда можно будет вернуться, а мои мотоциклисты могут остаться без ног. Все машины вернутся обратно, покрытые камуфляжной краской.

— О, вы совершенно правы, эти политики не обойдутся без мотоциклов, — лепетал мой отец. — Ват, есть ли способ преодолеть мой страх?

— Господи! — воскликнул Ват. — Ты не можешь иметь ничего общего с немецким военным соединением.

— Вы можете помочь мне, Ват, я знаю, что можете! Вы можете сделать из меня снова мотоциклиста.

— Почему ты говоришь по-немецки? — спросил Ват.

— А вы говорите на сербохорватском?

— Разумеется, нет.

— Тогда я лучше буду говорить на немецком, вы не находите? Видите ли, я объездил весь мир — в основном участвуя в любительских гонках. Но я был запасным в гонках на «Гран-при 39». Жаль, что «NSU» не стал победителем в тридцать девятом, модель того года немного тяжеловата, верно? Но я подучился разным языкам, пока разъезжал.

— Пока не стал бояться? — спросил Ват устало.

— Да, пока мой бедный дядя не утонул вместе со своим «Нортоном».

— И во время «Гран-при Италии 1930» тебе было всего одиннадцать?

— Одиннадцать. Я был всего лишь восхищенным ребенком.

— И тебе удалось узнать, где я?

— Ну да, Ват.

— Как это тебе удалось? — спросил Готтлиб.

— Мир знает вас, Ват! Мотоциклетный мир.

— Да, ты уже это говорил, — согласился Ват.

— С чего вы думаете начать бороться с моим страхом? — спросил мой отец.

— Ты ненормальный, — ответил Готтлиб. — И ты напугаешь детей.

— Пожалуйста, Ват, — взмолился Вратно. — Я был очень способным, а теперь словно закостенел.

— Ты, должно быть, не в своем уме, — сказал Ват, и мой отец обвел удивленным взглядом гараж.

— Почти все с колясками, — присвистнул Вратно, — но это же не мотоциклы, честно говоря. Да еще с боковыми клапанами, — разочарованно добавил он. — Почти все не скоростные… Полагаю, для войны они сгодятся, но гонок на них не выиграть, верно?

— Подожди, — сказал Ват. — У меня есть два с цилиндрами 600 кубических сантиметров и с верхним клапаном. Они могут дать приличную скорость.

— Но без задней подвески, — кивнул Вратно. — Центр тяжести слишком высоко и труден в обращении… насколько я помню по «Гран-при 38».

— Удивительно, что ты помнишь, — сказал Ват. — Сколько тебе было тогда, парень?

— Только два гоночных «Гран-при 38» с боковым клапаном и коляской, — продолжал мой отец насмешливо. — Извините, Ват, — сказал он. — Я ошибся. У вас тут для меня ничего нет. — И он направился к двери. — Когда закончится война, — добавил он, — «NSU» снова вернется к изготовлению мопедов.

— Меня даже не посылают туда, где настоящие события! — воскликнул Ват.

Мой отец вышел на улицу Смартин, а за ним, сморщившись словно от боли, последовал Готтлиб Ват, гаечный ключ торчал у него в ботинке.

— Возможно, — сказал Вратно, — они решили, что вы слишком стары для фронта. Возможно, Ват, они полагают, что у вас все в прошлом. Что вы потеряли свою былую энергию, понимаете?

— Ты не видел гоночный, — застенчиво сказал Ват. — Я держу его под брезентом.