Свободу медведям

Мы подкинем его гигантским муравьедам! Уж они-то заставят его сидеть смирно! Будучи хорошо осведомленным о правилах состязания, он сумеет вести себя так, чтобы не позволить гигантскому муравьеду расправиться с собой. Однако с нашей стороны было бы несправедливо не дать другим животным позабавиться с О. Шраттом. Я уверен: индокитайский кот-рыболов будет счастлив посидеть с О. Шраттом часок-другой. И я более чем уверен, что ратель и ягуарунди будут просто без ума от радости, если О. Шратт нанесет им визит, скрученный по рукам и ногам, словно гусь для жарки на сковородке, — он пролепечет сквозь кляп, бледный как смерть и умоляющий: «Добрый, милый крысиный родственничек — о-о-о-о! Ведь ты же милая зверушка, да? Разве ты питаешь ко мне недобрые чувства, а?»

Еще лучше, если мы завяжем ему глаза, чтобы он попробовал отгадать, к какому животному его подбросили в клетку, какая это тварь обнюхивает, тяжело сопит и тыкает прохладным, подвижным носом в ухо старины О. Шратта?

Зуб за зуб, О. Шратт.

Тщательно отобранная автобиография Зигфрида Явотника: Предыстория II (продолжение)

Мой отец залег на дно в Мариборе. Он платил довольно значительные деньги проститутке за сарай в Старом городе, однако таким образом он сохранил мотоциклы от посторонних глаз. Он не слишком доверял проститутке, стервозной особе, не пожелавшей назвать ему даже своего имени; на самом деле, когда он однажды ночью вернулся в палатку к своим машинам, он застал там старого серба, который отливал бензин из мотоцикла с коляской с объемом двигателя 600 кубических сантиметров. Серб тоже не назвал своего имени, но мой отец заговорил с ним на сербохорватском, и старик дал волю старческой болтливости — темой стало всеобщее разочарование. В первую очередь прошлись по королю Петру, предателю, которого, между прочим, спас и переправил в Лондон Михайлович. Слышал ли мой отец песню, которую пели сербы? Нет, поскольку она имела отношение к политике; старый серб спел ее отцу:

Kralju Petro, ti se naše zlato.
Churchill-u si na čuvanje dato…

Король Петр, ты наше золото.

Мы шлем тебя Черчиллю, чтобы он сохранил тебя для нас…

Затем старый серб посетовал на британцев, которые внушили трусливому королю, что есть благо для единства Югославии. И 12 сентября 1944 года король Петр объявил, что поддержка Народной армии Тито — единственный шанс для Югославии. Король осудил Михайловича и четников, назвав их «предателями отечества», которые не станут присоединяться к партизанской армии. А знал ли король, спросил старый серб, что всего лишь за шесть дней до того, как он предал своих людей, четники отмечали день его рождения ночью, рискуя своей жизнью — разложив костры на каждой горной вершине и гордо распевая о том, как они любят короля и подвергаясь опасности быть обнаруженными?

Знал ли мой отец об этом? И Вратно признался, что он сам был вынужден какое-то время скрываться в горах, но не в сербских.

Хорошо, а знает ли мой отец, о чем поют сербы сейчас?

Nec'emo Tita Bandita —
Носето Kralja, i ako ne valja!

Мы не хотим Бандита Тито —

Хотим мы короля, хотя он не слишком хорош!

Тогда вам не следует хотеть такого короля, сказал мой отец сербу. На что старик пропел Вратно:

Bolje grob nego rob!

Лучше гроб, чем быть рабом!

— Нет, — возразил мой отец. — Что угодно лучше, чем гроб.

Несомненно, он при этом подумал: «В особенности в такой могиле, которой удостоился Готтлиб Ват».

Но Вратно не стал убивать старого серба за кражу бензина. Он заключил с ним сделку. Мотоцикл с коляской с движком 600 кубических сантиметров, с тридцатью тремя неизрасходованными фанатами — за сербское удостоверение личности, изготовленное подпольным способом, разрешение на передвижение с именем и фотографией, которое позволило бы моему отцу пересечь австрийскую границу на гоночном мотоцикле. Потому что он направляется в Берлин, чтобы убить Гитлера, пояснил он.

— Почему бы тебе не убить Тито? — спросил серб. — Тебе не пришлось бы ехать так далеко.

Но они все же совершили сделку. Некий Зигфрид Шмидт получил особое разрешение за подписью немецкого командования на передвижение в качестве специального курьера, изготовленное малочисленным, но весьма эффективным сербским подпольем в Мариборе. И одним холодным, ясным утром в середине декабря 1944 года Зигфрид Шмидт — бывший Вратно Явотник — перебрался в Австрию и через реку Мур рванул на «Гран-при 39», освобожденном от военного снаряжения (для выполнения особого поручения), на север в сторону города Грац по дороге, которая теперь называется 67-е шоссе.