Свободу не просят. Повесть об одном дне

Роман оглянулся, покачал головою, глазами искал Варю, невесту. Оратор же продолжал говорить:

— Разные там случаи между рабочими и хозяевами должны решать представители от хозяев и от рабочих — поровну. Правда, товарищи?

— Поровну, поровну! — ответили из толпы, точно голосовали готовый закон, дружно и весело.

— А чем так то жить, не лучше ли нам сойти в могилу? — закончил оратор.

— Лучше в могилу, лучше в могилу!

Председательствовавший за столом спросил вставая:

— Время выходить, товарищи, так надо ответить и на другой вопрос. Что, товарищи, если государь нас не примет и не захочет прочесть нашей петиции, что тогда, чем мы ответим на это?

— Нет тогда у нас царя! — крикнул кто-то почти рыдая, и за ним все, вплоть до Герасимыча, стали кричать:

— Нет тогда царя! Не надо нам такого царя! Роман вдруг, почти неожиданно для себя самого, крикнул, поднимая руку:

— Долой самодержавие!

Никто, не поддержал его; ближайшие оглянулись, покачав головами. Спереди же, оглядываясь, кто-то крикнул зло:

— Нам студентов не надо! Пусть идут отсюда! Роман сжал губы. Лысый старичок сказал ему укоризненно:

— Стыдно, молодой человек, хотя вы и не студент, а народ поджигаете! За это бьют! Не с красными флагами идет народ, а крестным ходом!

Варя, стоявшая за столом с пучком белых перевязок, взглянула на крик, узнала Романа, чуть чуть покраснела, кивнула ему головой. Председатель сказал ей что-то, она вышла за стол, стала над толпою, сказала торопясь:

Матери, жены, сестры! Не отговаривайте ваших сыновей, мужей и братьев итти за правое дело. Идите вместе с нами… Если же на нас нападут, будут стрелять — не кричите, не визжите, не бегите, а возьмите вот эти повязки и станьте сестрами милосердия!

Десяток рук потянулся к ней, белые повязки с красными крестами замелькали над толпой. Варя сошла с возвышения в толпу, шла к Роману, раздавая последние повязки. Роман пожал ее руку тепло и нежно, сказал же сухо:

— Кажется мы только двое и смотрим трезво на положение вещей. Как они не понимают!

— Тем лучше поймут после!

— Мы вместе идем, Варя!

— Конечно.

Роман окликнул Герасимыча, пожал ему руку:

— Ну, Герасимыч, смотри теперь в оба. Далеко не уходи, чтоб не заплутаться, а вечером чайку попить приди!

— Приду!

Варя шла к выходу за спиною высокой женщины, ей говорил чумазый парень, чуть не плача:

— Что же ото такое, мамка. Пусть и нас убьют! Что же это такое? Одних будут убивать, а другие останутся. Я пойду.

Вокруг Романа и Вари двигалось живое море розовых лиц, детских, молодых, старых. Никогда еще чумазый паренек не видывал столько народу, у него кружилась голова от восторга, он дергал мать за руку и повторял:

— Я пойду, мамка! Мамка, я пойду.

Мать наконец сказала — «пойдешь!». Тогда Роман схватился за голову, чуть не застонав, потом крикнул:

— Товарищи, берегитесь! Солдаты стоят на всех мостах! Никто не может поручиться…

Гул недовольных голосов заглушил его. Лысый старичок погрозил пальцем — Роман махнул рукою.

Варя тихонько взяла его руку:

— Молчи! Может быть не посмеют, ведь это же действительно, как крестный ход. Смотри!

Тысячеголовая толпа, выливавшаяся волнами из переулка на холодную мостовую Каменноостровского проспекта, в самом деле двигалась с медлительностью и торжественностью крестного хода. Конные городовые, мелькая впереди черными султанами, расчищали дорогу для шествия, гнали извозчиков, отстраняли прохожих. Вокруг Романа были напряженные, спокойно торжественные лица; многие незнакомые заговаривали друг с другом с необычной простотой и задушевностью, понимали же друг друга с полуслова — так были общи мысли и настроения.

— Разве он может не выйти!

— Выйдет! Предупредили заранее через министров!

— Как же! Гапон письменно от имени всех рабочих поручился за неприкосновенность его личности…

Роман слушал, пожимая плечами, сказал коротко.

— А войска для чего выставлены?

Лысый старичок, не отстававший от него, следивший за ним, сказал нравоучительно:

— Войска выставлены, чтобы безобразий не было! Мало ли тут снует охотников красные флаги выкинуть! Знаем мы!

Старичок погрозил:

— Народ не допустит этого! Народу красные флаги не нужны — у него царь защита и прибежище!

Варя потихоньку уводила Романа из недружелюбно настраивавшейся к нему толпы вперед. У Александровского парка толпа стала тревожно замедлять ход — вся площадь перед Троицким мостом была занята солдатами. Роман с Варею выступили вперед, Варя смотрела на серые фигуры, мертво выстроенные у моста, думала о том, что они должны бы были освободить путь, если хотели пропустить толпу. Но солдаты не двигались; тогда передние ряды остановились, совещаясь; от солдатских же серых шинелей оторвалась светлая, офицерская, и офицер с красными щеками, с очень черными нафабренными усиками, побежал навстречу.

Толпа стала. Хрустящий снег под ногами застыл, всем нужно было слышать, что скажет офицер. Роман поднялся на цыпочках, но разобрать слов нельзя было, видел же он только, как от толпы отделился председательствовавший на собрании рабочий и с ним еще двое. По толпе пронеслось:

— Депутаты пошли!

— Депутаты, чтоб пропустили!