Свободу не просят. Повесть об одном дне

Мсье Сороцкий прикрыл веки усталых глаз большим и указательным пальцами, оперся на них и застыл неподвижно. Маленький консьерж впустил троих русских, провел их к столику Сороцкого, принял шляпы и трости, сказал:

— Мсье… Я также читал сегодня, как там в России один русский сказал солдатам: «Стреляйте, если не стыдно!» Он распахнул полы своего пальто — тогда раздался залп, и он упал под пулями русских солдат. Тогда я думал о своем деде, он упал под нулями так же там. у ворот церкви Сен-Жермен-де-Пре… Но, мсье, разве я не с гордостью ношу его имя и повторяю о нем всегда?

Русские пожали руку маленькому консьержу.

— В России началась революция, — прибавил он, — поверьте мне, господа, что мы все рады этому!

Маленький консьерж отошел. Сороцкий улыбнулся. Высокий огромный мужчина, русский с ног до головы, посмотрел вслед консьержу, обвел глазами весь вал, тонувший в свете, дыму и людском говоре, сказал потрясая руками по-русски:

— О, французы! О французские буржуа! Понимаете вы — в России революция! Понимаете ли вы это, толстобрюхие, самодовольные парижские мясники! О, вы этого не поймете, ибо вы заплыли жиром, как ваши говяжьи туши! О, великий дед маленького консьержа! Пусть твой прах лежит покойно! Мы сделаем свое дело!

Хозяин гостиницы в черном фраке прислушивался недолго, он пробрался между столиками, по которым взволнованными пальцами постукивали негодующие посетители и их дамы, сказал на ухо два слова неистовому оратору.

Он замолчал, перевел кое-как сказанное, ответил просто:

— Ага, ну и черт с вами! Товарищи, пойдемте укладывать чемоданы!

Маленький консьерж отворил двери, ему жали руку все по очереди, он улыбался, сияя влажными глазами и расшитой ливреей.

На улице было светло, моросил холодный дождь. Тогда все четверо невольно подумали о том, что в России шел снег, вероятно густыми серыми хлопьями, снег покрывал кровь на улицах, сонные патрули утаптывали дороги.

В России действительно шел снег, но уже ничто не могло вытравить с каменных улиц яда пролитой крови.