— Это была попытка уберечь тебя от мира, в который ты так рвешься. Мне не за что извиняться.
— Ты сам меня втянул в этот мир!
— Что стало моей роковой ошибкой, — тяжело выдохнул он.
— Значит, ты жалеешь, что мы встретились? — захотела отстраниться, но объятия Рэйнарда мягкими лишь казались. Он крепко удерживал меня рядом и для надежности даже прикрыл шелковым покрывалом.
— Жалею, что втянул в мир, который тебя погубит, — с болью произнес он.
— Как погубил твою жену?
Сказала, а сама прикусила язык. Вот кто тянул? Но тишина длилась недолго.
— Как погубил мою жену, — подтвердил он. — Ей это тоже казалось игрой. Вот только противник играл лучше и… Я не успел ее спасти и дал обет, что такого не повторится.
— Поэтому Луиза живет взаперти?
— Живет, — акцентировал он, я лишь поджала губы. Что это за жизнь для юной леди? Или взаперти или в духами стихий забытом уголке королевства. Иначе слишком опасно. Иначе можно сойти с ума о переживания за ее здоровье и сохранность. — И поэтому ты больше и близко не подойдешь к послу, Аните и тем более лорду Сазерленду.
— Ну вот. А я уже раздумывала по поводу свадебного платья: гипюр или шелк…
— Я серьезно! — сталь в голосе. Улыбка сползла с моего лица. Мы снова возвращаемся к тому, от чего ушли.
— И я серьезно. Ты не можешь винить себя в выборе своей жены! И не можешь запретить мне сделать мой собственный.
— Могу. И запрещаю. Это не обсуждается! — меня стиснул так, что едва кости не затрещали.
— Тогда ты потеряешь меня навсегда, — не думала, что будет так больно произнести эти слова, но разве может быть по-другому? Я не смогу жить с деспотом, а он не может иначе из-за страха меня потерять. Я ценю свободу как ничто другое в этом мире, но отношения с лордом предполагают отказ от этой свободы. Что я выберу: дышать полной грудью без него или задыхаться рядом с ним?
Сейчас мы лежали в объятиях друг друга, но были невыносимо далеки. Наконец, он перестал меня удерживать, и я смогла отстраниться. Легла рядом, сложив руки замком поверх одеяла, и разглядывала молдинг на потолке. Первый шаг на пути к свободе. Но нужна ли мне такая свобода?
— Так ты помиришь Марго и Андреаса? — нужно было заполнить гнетущую тишину хоть чем-то. Его молчание заставляло сердце болезненно сжиматься.
— Я поговорю с герцогиней, но не думаю, что это что-то изменит. Дело в них. И в доверии.
— Которое ты же и разрушил.
— Я предоставил твоему брату выбор. Либо я сам заставлю Марго забыть, либо это сделает он.
И вот как к этому относиться? Злиться мне на лорда или восхищаться? С одной стороны, ему куда проще было вышвырнуть меня из столицы, выжечь так, что я и маму родную бы не вспомнила, выжечь всех, кто видел нас вместе и хоть что-то знал. Но он не стал этого делать и к каждому нашел индивидуальный подход. Вот только выбор, перед которым был поставлен Андреас — это жестокий выбор. Брат не мог позволить чужаку вмешаться в сознание его беременной супруги. А сделать это самостоятельно — автоматически подорвать доверие, которое между ними было. Я могу понять Марго, которая не знает, как теперь верить мужу, потому что сама не знаю, как верить Рэйнарду. Он в любой момент может применить ко мне свой дар, и я с глупой улыбкой соглашусь с любым его предложением.
Почему-то последняя мысль отрезвила:
— Почему ты просто меня не заставишь?
Тишина.
— Рэйнард? Почему ты не заставишь меня согласиться уехать или дать добро на лишение памяти? Почему не применишь дар?
— Потому что потерять доверие невероятно просто. Когда живешь среди шпионов, привыкаешь никому не верить, все подвергать сомнению, всегда быть на чеку, готовым получить удар в спину даже от самых близких. Это способно поглотить, выжечь душу дотла, превратить в чудовище. Кстати, Луиза считает меня именно кровожадным чудовищем за то, что лишил тебя памяти.
— Она просто с языка сорвала, — улыбнулась потолку, чувствуя на себе взгляд.
— В моем мире доверие — это привилегия, что-то почти невероятное. Начинаешь ценить такие вещи, когда лишаешься их.
— И ты доверяешь мне? Вот так запросто? Ведь я могу быть шпионкой.
— Останься со мной сегодня, — негромко произнес он вместо ответа. Хотя, это и было ответом. Сон нас всех делает уязвимыми и спать спокойно можно лишь с тем, кому доверяешь словно самому себе. Было ли это проверкой для него или для меня — неважно, ведь согласие сорвалось с уст прежде, чем я успела все тщательно взвесить. Вернулась в его объятия, укрыла нас обоих одеялом и сладко зевнула.
Он меня запер. Без одежды, как и обещал, когда я впервые оказалась в этой комнате! Я лежала безнадежно голая и беспомощная в большой кровати, которая еще хранила его тепло. На столике нашла свои капли, стакан воды, еще горячий омлет, оладьи, малиновое варенье, апельсиновый сок — неужели мне такое можно — и чашечку чая. Еще ко всему этому безобразию прилагалась роза и небольшая записка: