Арина хмыкает и плавно поворачивает лицо, одаривая меня безупречной улыбкой. Даже злиться на миг перестаю, но лишь на миг. Потому что в следующий уже хочу свернуть ее тонкую шею.
– Да так, – пожимает плечами, хотя прекрасно понимает: то, что она творила своими ногами под столом, лишь чудом не было никем не замечено. Надо же додуматься до такого!
– Ты рехнулась! – рычу сквозь зубы. – А если бы промахнулась и задела кого-нибудь?
Эта безмозглая девчонка умудрилась придумать пинать меня под столом. Нас как назло усадили друг напротив друга. Я оказался между Верой, предпочитавший смотреть в свою тарелку и часто вздыхать, и мамой, щебетавшей с Денисовой без умолку. А вот Арина сидела напротив, и когда ей стало скучно, умудрилась достать меня до колена. В первый раз, ощутив ее прикосновение, я вздрогнул и чудом не расплескал чай. Арина усмехнулась, и тогда я понял, кто именно меня трогал (на миг показалось, что Вера осмелела). И ведь Арине было плевать на остальных, она продолжала пинать меня, а я либо терпеливо сидел, стараясь не думать о ее ногах, либо осторожно спихивал, опять стараясь не думать об обнаженной горячей коже. О нежной коже…
– Ты беспокоишься, что нас чуть не раскрыли? – произносит Арина в ответ, но вот ни капельки раскаяния в ее глазах не вижу. Чертовка играет мной, вертит как хочет и испытывает мой предел терпения. Но, черт ее бы побрал, я не каменный. И на грани срыва.
– Нет, Ариша, не беспокоюсь. Но если выкинешь еще что-нибудь подобное…
– То ты меня отшлепаешь, – с придыханием отвечает чертовка и как в детстве показывает язык.
Я хочу продолжить тираду, но вовремя затыкаюсь. Мать уже приближается к машине и довольно ловко запрыгивает в салон. Весь путь домой мы преодолеваем под несмолкаемый голос матери – она то и дело возвращается к прошедшей встрече, планирует оставшиеся дни, которые я проведу дома, и лишь Арина молча бросает на меня тяжелые цепкие взгляды. Словно хочет что-то сказать, но не может. И нет, не потому что мы не одни. Что-то сдерживает ее, вынуждает молчать. Наверное, то же самое что и меня…
– Пойду и поищу Валентину. Хочу попросить ее изменить немного ужин, – сообщает мама, покидая салон автомобиля в гараже.
Я не успеваю ответить, как она прытко уносит ноги домой, и мне остается лишь удивляться ее энергии. Возможно, сейчас она хочет казаться счастливой, потому что скоро нам вновь придется попрощаться. Горечь от разлуки, к которой я со временем привык, вновь собирается на языке вязкой слюной.
– Так и будешь сидеть? – произношу, замечая, что Арина напротив растеряла свою прыть и словно прикованная вжимается в пассажирское кресло.
Она резко раскрывает глаза и трясет головой, пытаясь изобразить на лице улыбку. Да вот только я заметил ее растерянность. Ее заплывший взгляд. Нет, да быть того не может… Я глубоко вдыхаю, пытаясь прогнать из головы ошибочные мысли – Арина просто не способна на подобные слезы.
– Нет, я пошла, – произносит, растягивая улыбку до пугающих размеров. Вот теперь точно переигрывает, но и я не позволяю себе задать вопрос, который так и рвется из меня. Пусть лучше уходит. Уносит свои ножки, пока они целые и невредимые. – До ужина, – хитро подмигивает, вызывая во мне прилив раздражения.
Арина выскакивает из салона и замирает на несколько непозволительно долгих для нее секунд, поправляя платье и сумочку на тонкой цепочке. Времени достаточно, чтобы я обогнул корпус автомобиля, в несколько быстрых и размашистых шагов преодолел разделяющее нас расстояние и ухватил чертовку за локоть. В тот самый миг, когда она намеревалась уйти.
Дергаю несильно, но достаточно, чтобы удержать на месте. Арина шатается и врезается в мою грудь. Ее тепло, ее аромат и ее дерзость ударяют в меня словно бейсбольной битой. Зачем, черт подери, ну зачем?!
– Что? – ее голос звучит будто через вату. Но мне не нужны вопросы или объяснения. Мне нужна она, хотя бы на миг…
Глава 23
Каждое его слово как осиновый клин в мое сердце, да вот только добить никак не может. Я проглатываю слова, брошенные у бассейна, я терпеливо наблюдаю за ним в гостях у подружки Марины, я даже готова смириться с тем, как он учтив с ними и до зубовного скрежета приятен. Потому что мне Яр так не улыбается. Он, посматривая в мою сторону, предпочитает сохранять жесткость линий и гнев в глазах. А я ведь пыталась его расшевелить, вывести на новые эмоции…
Ему не нравится, но он терпит. Раздражает, и он вновь терпит. Годы практики за спиной. Что же, я сама его тренировала, а теперь пожинаю плоды своих упорных трудов. Только мне больше не шесть лет и не семь. И все что я делаю – пустая трата времени. Яр прав: у меня слишком мало времени. Поэтому когда автомобиль оказывается в прохладе гаража, а Марина, умчавшись в дом, бросает нас двоих за медленно закрывающейся дверью, я пугливо провожаю ее тень и не могу дышать.