Его лицо прямо передо мной, он тяжело дышит, заражая меня новой дозой возбуждения.
— А здесь, матрёшка, — слегка надавливает на клитор, но этого достаточно, чтобы пропустить через меня киловатты электричества, — болит?
— Именно здесь, — киваю и поддаюсь лицом вперёд, цепляя его пухлую губу. И в ту же секунду со стоном валюсь обратно, потому что Гас толкает в меня палец.
— Блядь, ты просто космос, — сдавленно стонет надо мной Гас, прижимаясь к коже бедра напряжённым членом, — такая тесная и влажная.
Находит мою руку и бесцеремонно кладёт её себе на член.
— Пообщайся немного с Гасом-младшим. Он к тебе неровно дышит, и даже не обидится, если ты его немного придушишь.
Я бы посмеялась над его манерой разговаривать о своём члене, как о наделённом мозгами существе, но сейчас мне не до этого, потому что он так ловко орудует во мне пальцами, а его член в моей руке возбуждает меня ещё сильнее. Двигаю рукой по каменной длине и мысленно признаюсь ему в любви: «Я люблю тебя, Гас-младший». И моя вагина тоже от тебя без ума, хотя ты неестественно огромный и, определённо, страдаешь макроцефалией.
— Матрёшка, блядь, я больше не могу, — хрипит Гас, высвобождая член из жадных тисков моих рук, — иду зализывать твои раны.
Не удерживаюсь от нервного вздоха, когда он подтягивает меня к изголовью кровати и устраивается между ног, потому что для меня оральный секс — это очень интимно.
— Эксклюзив для тебя, матрёшка. Я, вообще, не любитель целоваться с кисками, но твою готов сожрать.
— Мне уже страшно.
Я пытаюсь улыбнуться.
— Это правильно, потому что после этого твоя жизнь уже не будет прежней.
Хочу сказать Гасу, что он очень самонадеян, но слова вязнут в горле, потому что его язык мягкой влажностью прижимается к клитору и, не спеша, его поглаживает. Ох, чёрт. В ушах гремят салюты, от собравшегося напряжения низ живота невыносимо распирает.
— Ты и здесь на вкус, как клубника, — докладывает Гас, задевая губами чувствительную кожу.
Сгребаю простыни кулаками и несдержанно ахаю, окончательно выпадая из реальности, потому что он обнимает мои бёдра руками и жадно проникает в меня языком.
Если бы Ильф и Петров писали современную версию «Двенадцати стульев», то Эллочку-людоедочку вполне могли списать с меня. По крайней мере, её одержимую наслаждением версию. Потому что мой лексикон сузился до «Боже», «Ещё», «Пожалуйста, не останавливайся», «Чёрт» и ещё парочки междометий. Гас не преувеличивал, моя жизнь никогда не будет прежней. Я расскажу об этом дне внукам. Сочиню об этом песню. Нарисую картину. Посвящу этому куннилингусу стих.
Запускаю пальцы в волосы Гаса и тяну их вверх.
— Я ведь так и не извинилась перед тобой, помнишь?
Он переводит на меня затуманенный взгляд и вопросительно поднимает брови.
— Хочешь, чтобы я остановился?
Мотаю головой и хитро улыбаюсь.
— Нет, хочу одновременно принести свои извинения.
Секунду Гас изумлённо таращится на меня, а потом хрипит:
— Блядь, а ты точно настоящая?
— Считай, это подарком на Рождество от русского Санты, — усмехаюсь, поднимаясь на локтях.
Гас не сводит с меня глаз, словно наблюдает рождение новой кометы, ложится на спину и перекатывает на себя.
— Гас-младший просит передать тебе, что в Гасвилле в твою честь поставили памятник.
Я не успеваю ответить, потому что он прижимается ко мне в глубоком влажном поцелуе, от которого у меня сводит пальцы на ногах.
— Переворачивайся, матрёшка, — шепчет, отстраняясь, — сейчас ты лишишь меня девственности. Мой первый в жизни «шесть — девять».
Хочу сказать, что мой тоже, но решаю смолчать. Ему необязательно знать о моём ограниченном сексуальном опыте.
Устраиваюсь в правильной позе, которую пару раз видела в порно, и с трепетом разглядываю его член. Блин, его облучали, что ли, в детстве. Отчего такой кабачок вымахал. Я не знаю, почему женщин возбуждает минет, но я знаю одно, я очень хочу сделать его Малфою. Даже слюна во рту собралась.
— Матрёшка, — прерывистое дыхание Гаса щекочет мои ягодицы, — пиздец, какой у меня вид. Ты разрешишь мне себя сфотографировать?
— Ты больной, знаешь ведь? — шепчу и обхватываю его член рукой. Красивый. Старик Сифреди обзавидовался бы. Секунду любуюсь им, набираю в лёгкие побольше воздуха и осторожно опускаюсь на него ртом.
Позади слышится шипящий протяжный вздох. Горячие ладони обхватывают мои ягодицы, и я чувствую тёплое прикосновение языка между ними. Сдавленно стону, чувствуя вибрации эха в себе. Кажется, Гасу тоже нравится.
— Матрёшка, исторический момент: США целует Россию в задницу.
Выпускаю его член изо рта, и уточняю:
— Ты, вообще, когда-нибудь затыкаешься?
В ответ получаю звонкий шлепок по заднице.
— Продолжай сосать, матрёшка. Я мечтал об этом с момента, как тебя увидел.