Сводный монстр (СИ)

Теперь я снова его ненавижу. Действительно ненавижу, не придумывая ничего в голове. Он прав, теперь есть за что ненавидеть. Но от этого ни черта не легче, а в стократ хуже. Ощущение, будто я сама совершила ошибку, обвиняя его в том, что произошло в детстве. Да он был отчасти виноват, но… Я тогда умышленно соврала, сказала что он ПЫТАЛСЯ меня изнасиловать.

Ведь когда я очнулась в больнице, после проведенных операций, и мне сказали, что один глаз застыл навсегда, я почувствовала это. Разъедающую до костей ненависть, кипящую злобу, что поднималась с самых затаенных недр моей души. Я не хотела анализировать, оправдывать, искать причины. Я хотела найти виноватого. Хотела, чтобы он получил по заслугам.

— Вера, так он насиловал или нет? Это очень важно, малышка. Я понимаю, тебе тяжело, но мы должны выяснить это сейчас. — Юрген сжимает мои руки, пока я лежу на больничной койке. Рядом плачет мать.

— Я… Мне трудно говорить об этом… — Да, мне трудно сказать «нет», ведь это будет значить для него полное оправдание. Но и сказать «да», я тоже не могла. Просто не могла, не смотря ни на что. И тогда я нашла другой выход. Я соврала, но уговаривала себя, что была близка к правде. — Он почти изнасиловал. Он раздел меня, заставил все снять, угрожал осколком…

— О, детка, — всхлип матери, яростный блеск глаз Юргена.

— И? Он сделал это или нет?

Долгая тишина. Кажется прошла вечность. Прежде чем я снова пошевелила языком.

— Нет, но он уложил меня на кровать, сказал что сделает, — на удивление ложь давалась легко, я и сама начинала верить в то, что говорила. В то, что он хотел меня изнасиловать. — Потом он порезал меня, я закричала… А дальше ты пришла, мам. К этому моменту он отпустил меня из кровати, и я оделась.

— Подонок, малолетний ублюдок, — словно не веря прошептал Юрген. — Это просто… Боже… Прости, Вера… Прости, малышка.

Он обнял меня, успокаивая. Я вдруг ощутила на своих щеках слезы. В голове копошится крохотный червячок, тихо шепчет «он не хотел», «все совсем не так», «это неправда». Но мир, видимый ровно пополам, и даже хуже из-за упавшего зрения, заполонило черным. Ненависть и злость, и обида. Которые утихли с годами, припорошились пылью. Годами позже мне даже казалось что я простила его.

Но в тот миг мне хотелось, чтобы он тоже страдал. В конце концов если бы не он, меня бы здесь не было. Так какая разница как все было на самом деле, если итог один?

Когда я вернулась из больницы в тот дом, Макса уже не было. Его отправили куда-то к дальним родственникам в Австрию. Но и наша жизнь не задалась в Мюнхене, и мы все вместе переехали в Россию, изредка навещая тот дом. Сначала хотели срезать эти качели, но затем, в спешке из-за переезда, махнули рукой.

В России я пропустила почти год из-за операций и долгого восстановления. Вернулась в обычную школу, переживая, что буду объектом насмешек. Но меня особо не трогали, может потому что я была старше всех в классе, может по другой причине… Не знаю. Вскоре я научилась скрывать эмоции, прятать лицо за волосами. И в целом мне жилось вполне комфортно. В институте я даже стала встречаться с парнем, ощущала себя самой обыкновенной девчонкой. Влюбилась во Влада, как ненормальная.

— Эй, ты че? — внезапный толчок в бок заставил вернуться с небес на землю.

— Я… Э-ээ… — Я растерянно посмотрела на снежный холм. Пропустила троих участников.

— Капец, тебя унесло подруга. Шольца твоего объявили, передумала болеть? — усмехнулся Даня.

— Нет, я задумалась, — смущенно ответила я и посмотрела в сторону участника.

Во всей экипировке, маске и шлеме его было не узнать, но походка позволила признать в нем Томаса. Мысленно пожелала ему удачи и приготовилась смотреть. Как по мне, выступил парень очень хорошо, может совсем немного нервничал, потому что прыжок с последнего высокого трамплина вышел слегка смазанным, дерганным. Он кое-как приземлился, проехал сотню метров и остановился.

Я хлопала ему с остальными болельщиками, которые поддерживали всех участников, и ждала оглашения результатов, уже зная, что высоких баллов ему не видать. И как бы я не желала ему победы, я понимала, что выступление Томаса далеко от идеала.

Вскоре я увидела и выступление Эрвина Фишера, и даже Уве Шмидта, который тоже оказался тут. Эрвин собрал самые высокие баллы, на что Даня коротко прокомментировал:

— Деккер его уделает.

Катание Макса меня уже порядком заинтриговало, мне просто хотелось посмотреть на его исполнение. Потому что Эрвин необыкновенно поразил, и даже не верилось, что есть кто-то, кто может лучше. Он высоко прыгал, кувыркался, делал какие-то невообразимые трюки, а в конце приземлился и манерно обдал стоящих болельщиков, которым не хватило места на трибуне, россыпью снега при резком торможении.

Но вот через еще пару участников ведущий объявляет Макса Деккера, и, клянусь, болельщики сходят с ума. Орут и скандируют, как будто он уже выиграл. Ведущий добавляет масла в огонь, бесконечно перечисляя его победы и титулы, пока его фигура привычным размашистым шагом выходит на начало первого короткого спуска.