Свое путешествие ты не заканчиваешь

Фигурально выражаясь, Митя практически с рождения шел в народ. Помнится, мы пришли с ним в поликлинику однажды — он в ту пору только-только научился сидеть. Сидим в коридоре, ждем своей очереди — а Митя заводит зал молодецким гиканием и ручками машет — вот сейчас взлетит! И до него так тихо здесь было, поликлиника эта была укромной, малолюдной, но теперь здесь — ручейки веселой возни и движухи, теперь здесь кутерьма и многоголосье. А дома — королевство маленькое, развернуться негде. К детскому саду он привыкает не сразу — все ж там распорядок! — но быстро. Активисты и будущие отличники ему категорически не нравятся, он симпатизирует хулиганам, детям из семей со сложным бэкграундом и девочке Марусе. Его дружбы внезапно и ярко начинаются, потом так же внезапно с гневом заканчиваются, чтобы потом столь же внезапно продолжиться с того же места. Причины и того, и другого он объяснять не любит, так будет всегда. И еще он умеет все забывать и знакомиться с человеком заново — чудесная способность!

Он сам одновременно подвижен и созидателен, он обожает строить невероятные конструи собственного сочинения из Лего, и при это тут же с грохотом куда-то нестись на велике. Экшн у него отлично сочетается с головоломкой, квестом и стратегией, если говорить языком компьютерных игр. Поэтому он дружит со многими, ведь редко в ком сочетается все сразу. Дружит со многими, чтобы вдруг в меланхолическую минуту заявить, что у него нет друзей. Но дальше — как в кино, когда показывают сердечный ритм возвращающегося с того света: пик-пик-пик, тихонько пошло-пошло… Нет друзей? Да вроде один друг все же есть, да вот еще второй есть, да вот наверное и еще… все! Прошел какой-нибудь час или два — и внезапный джин-отшельник испарился, как не бывало. Он, возможно, еще появится, но так же внезапно и исчезнет без объяснений. Он нужен для общей философской картины жизни, как горчинка в коктейле.

Он везде находил компанию. Поездка в поезде — это тоже поиск друзей. Поездка на Урал, к Кларе и Севе. Ну, если не считать другого удовольствия — запретного доширака, которым запасался дедушка! Садясь в вагон, Митя прежде всего начинал искать свою веселую банду. Друга. Если друг-ровесник не находился, то привлекались все, кто мало-мальски подходил для того, чтобы носиться туда-сюда по проходу — в плацкарте пассажирам особенно "везло" с этими забегами. В беготню вовлекались даже недавние груднички, даже девочки в розовых чепчиках с сосками. Вообще в детстве он любил разношерстные и разновозрастные компании, где малыши куролесили с уже вот-вот подростками, умники с лоботрясами, ботаны с двоечниками, бунтари с тихонями. Митя презирал любые иерархии, в сущности, превращающие мир в большую зону, все эти водоразделы между крутыми-популярными и задротами-изгоями. В его ватагах были пусть сумбурные и стихийные, но равенство и братство. Если атмосфера менялась, и что-то ему не нравилось, он просто уходил. Без разборок и выяснений.

А потом под окошком слышался протяжный крик: "Дии-маа!". Это друганы пришли звать его обратно. В Сысерти, под Екатеринбургом, где он проводил лето, в доме моей бабушки Зои, именно такая разношерстная команда и была. С домиком на дереве… Но что домик! В их распоряжении была вся Сысерть, уютный городок, почти весь из деревянных домиков — только на земле — состоящий, а также из переулочков, закоулочков и графских развалин… Вот все это великолепие было для них. Места вокруг красивейшие — леса сосновые, водоемы рыбные, горы слоистые. И еще — дымка детства, непередаваемая словами. И каждый камушек на тропинках помнишь наизусть, каждую запинку и каждый узор на палисаднике. Каждую собаку за забором узнаешь по лаю, да и по имени кличешь многих. Сысерть расположилась у подножия Бесеновки, Бессоновой горы. И если забраться на нее, то можно увидеть весь город с высоты. И соблюсти священный ритуал поколений — отыскать бабушкин дом. И закричать: "Вижу!"… Когда я слышу прорезающий эпохи кровожадный вопль, требующий отдать "долг Родине", я думаю: моя настоящая Родина там, где я стою на горе и нахожу бабушкин дом, и она никогда у меня долгов не просила. Она Родина дающая.

***

В шесть лет Митя дал понять, что дома его не удержишь. Это был сложный момент нашего развода с его папенькой. Митя дохаживал последние месяцы детсада перед школой. И мы решили — пусть доходит! Но при этом мы с Митей уже переехали на другой конец Москвы. И было решено, что в рабочие дни он находится у папы, который утром отводит его в садик, а забираю уже я. Забираю, кормлю, укладываю спать — и уезжаю к себе. И так было месяца три. И вот однажды папенька проспал. А день был ответственный — детей должны были фотографировать! Я оставила на плечиках парадную форму, чтобы они ее взяли с собой.