Читаем Своеволие философии полностью

По письмам М.Г., написанным в период моей работы над переводом и предисловием, видно, что он беспокоился о моем подходе и о фокусе внимания и стремился как-то на них повлиять. При этом он приводил примеры из собственного опыта, исторические сведения, которые должны были бы отвлечь меня от частностей и обратить к общей картине ситуации, в рамках которой могла возникнуть именно такая концепция и такой текст. Конкретные его беспокойства и советы были разные. Например, он настойчиво спрашивал, смотрю ли я на Деррида «со стороны» или «изнутри», напоминая, что первая точка зрения для описания неизвестного в культуре материала предпочтительна180, особенно тогда, когда и то малое, что известно, уже разобрано на модные цитаты. Он всячески подчеркивал, что мне не нужно ввязываться в идеологические споры (ты «не обязана быть ни за Деррида, ни против Деррида»181). Нужно пытаться определить место моего героя в контексте, в общем целом, вписывая его, как он говорил, «в ту сколь угодно смутную картину современной умственной ситуации, какая есть у тебя в голове». А еще лучше – дать «суммарный обзор с птичьего полета»182.

А когда перевод не шел или надолго откладывался, М.Г., казалось, даже радовался и пытался уговорить меня, что лучше его вообще не переводить – точнее, лучше не переводить Деррида целиком, книгами, а переводить его фрагментами, снабжая их разумными комментариями, так, чтобы получилась внятная антология хорошего охвата. И это было его последовательной педагогической установкой при руководстве моей переводческой практикой: «не угрызай себя за то, что не переводишь Деррида. Честное слово, не так уж его и нужно переводить, – нужнее написать книжку о нем, может быть, с включением отрывков. В XVIII в. любили издавать антологии отрывков, характерных для таких-то писателей, под заглавиями L’esprit de Marc Aurèle, L’esprit de Voltaire, “Дух Тибуллов” и т. п.; но Деррида, кажется, плохо разымается на афоризмы: слишком громоздок»183.

Результатом моих стараний стала огромная вступительная статья – 100 страниц убористого текста: издательство Ad Marginem получало западную субсидию на издание исходя из общего объема текста, так что меня никто не ограничивал в листаже. М.Г. был ее первым читателем. В целом он был доволен, говорил, что статья «хорошая» и «никто сейчас лучше не напишет», но сожалел, что по срокам сдачи я уже не успею «переписать» ее, как он выражался, из «высоколобости в просветительство»184. Это был отдельный пункт его упреков мне и заботы о читателе. Он сожалел, что моя статья – фактически небольшая книжка – написана, его словами, всего лишь для сотни читателей, а надо было писать как минимум для тысячи. Среди читателей были и те, кто высказывался в положительной тональности, и те, кто говорил: это не Деррида. Я бы сказала иначе: это не весь Деррида. Когда будут сделаны другие переводы, например, те, что ярче осветят стилистически-игровые аспекты, которые у меня были осознанно оставлены в тени (правда, тогда окажется в тени терминологическая сторона перевода), это позволит будущему читателю, сопоставляя разные переводы, иметь более объемный образ текста и его автора. За вступительную статью меня нередко благодарили (в общей форме «наконец-то понял, что к чему»), а те, кому она не нравилась, писали едкие комментарии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука
Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука