Свои

И только ее воображение пришло в полное соответствие с действительностью, — Мария Васильевна предупредила, что со дня на день в Ригу приедет Полина Васильевна, приедет, чтобы забрать дочь домой, в Ленинград. Вот так, позволив Фриде ощутить всю полноту и красоту жизни, любовь и восторг окружающих, чувство собственной значимости, ее собирались увезти, разлучить с землей, которая стала ей родной!

Чем больше думала Фрида о скором отъезде, тем невыносимей казалась ей сама возможность такого расставания. Да, никто не говорил, что она сможет жить у Горских вечно. Да, Мария Васильевна то и дело напоминала ей о матери, рассказывала какая она хорошая, талантливая, как скучает по дочери, и конечно, сама Полина Васильевна писала ей столько, что можно подумать, заняться ей больше нечем было. Писала о городе, о театре, о доме, где теперь жила, и где скоро они будут жить вместе, о тете Жене и Господине Актере — много, слишком много для девочки, выбравшей себе родиной Ригу. И сейчас Фриде хотелось убежать, улизнуть, уйти от неизбежного, утонуть в улочках любимого города, чтобы никто ее не нашел, чтоб остаться здесь навсегда хоть сиротой, хоть беспризорницей, только б остаться… И ноги послушно уносили ее за пределы двора, по тротуарам и тропинкам, по брусчатке и гравию, — в спасительные объятия свежих балтийских ветров.

Однако близился вечер, закрывались дворы и подъезды, оставаться одной на улице было нехорошо: так и в милицию попасть можно, а оттуда наверняка к Горским отправят, как раз к приезду Полины Васильевны. И Фрида поспешила домой к Ирине Дмитриевне, классной руководительнице, адрес которой знали все ее ученики и которая называла Фриду гордостью класса, и вряд ли бы захотела, чтоб эта гордость попала в беду.

Ирина Дмитриевна, увидев растрепанную, болезненно горящую глазами девчушку, приобняла ее, провела в комнату, усадила на диван, обернула пледом и со словами: устраивайся поудобней, — стала орудовать у стола, не спуская с девочки глаз:

— Что случилось?

— Меня из дома выгнали, — словно сдерживая всхлип, ответила Фрида.

— Как выгнали? Кто? Почему?

Девочка молчала, и только слезы блестели в ее изумрудных глазах.

— Ладно, отдыхай пока, согревайся, а я скоро, — засобиралась вдруг Ирина Дмитриевна, несмотря на поздний час и строгие городские порядки.

А Фрида, дождавшись, когда за хозяйкой закроется дверь, уютно свернулась на диванчике, и в ее маленькой умненькой головке стало придумываться, как она отсидится здесь, пока мама не уедет, а потом они с доброй учительницей так и останутся жить вместе, и никто им не будет указывать: ни Горские, так и не ставшие родными, ни Полина Васильевна, так и не ставшая близкой.

Во дворе непростого дома было неспокойно, — Фриду искали все. Из окна Горских доносился голос Антона Андреевича, который звонил кому-то по телефону: «Если появится, перезвоните!» Посередине, рядом с фонтаном, стояли Мария Васильевна с Нюшей и заплаканная Полина Васильевна с дворником. Дворник то и дело спрашивал о чем-то у пробегавших мимо людей и повторял Полине Васильевне: «Найдем, найдем мы вашу Ридишку, не сомневайтесь. Рига маленькая, Горских тут хорошо знают, найдем». Полина Васильевна кивала, не поднимая головы, и утирала платочком глаза.

Сюда же вбежала Ирина Дмитриевна, кивнув Марии Васильевне как старой знакомой и, словно чутьем угадав Полину Васильевну, бросилась к ней: вы мама Фриды? Надо сказать, что из разговоров с Марией Васильевной Ирина Дмитриевна прекрасно знала причины, по которым Фрида жила у родственников, и даже кое-что о самой Полине Васильевне:

— Фрида у меня, — обратилась Ирина Дмитриевна ко всем участникам поисков, но особенно отчетливо к Полине Васильевне. Та поблагодарила добровольных помощников, дав знать, что все закончилось, и закончилось благополучно.

— Мать тут с ума сходит… А дочь по чужим людям бегает. Что за дела?! — затихая, ворчала Мария Васильевна.

— Ладно, Машенька, разберемся. Можно к ней? — просительно обратилась Полина Васильевна к Ирине Дмитриевне.

Та энергично закивала в ответ.

Полина Васильевна пожелала всем спокойной ночи и вместе с Ириной Дмитриевной направилась к воротам, где уже хлопотал дворник. А через полчаса суета во дворе утихла и двор погрузился в ночь.

Две женщины мчались по вечернему городу, две крылатые тени перелетали от двора к двору, от подъезда к подъезду, пока не добрались до дома Ирины Дмитриевны. Фридочка сквозь сон слышала, как тихонько открылась и закрылась дверь, слышала шепот и осторожные шаги женщин, чувствовала ласковый поцелуй матери, но предпочла сделать вид что спит, и лишь убедившись, что никто не собирается ее будить, — задремала сама. «Разве нельзя было сразу вот так, по-хорошему? Разве так трудно понять, что никуда я не поеду, здесь жить останусь. Здесь и больше нигде», — засыпая думала Фрида.