Свои чужие

— Поль, а кто виноват? — устало спрашивает Паша. — Костя? Кольцова? Зеленые человечки? Я не могу верить на слово, ты же понимаешь. И даже если бы мог. Презентация через неделю, уже разосланы приглашения. Люди будут, понимаешь? Репутация издательства пострадает из-за срыва. И деньги, вложенные в презентацию, считай, мы уже потеряли. Что мне прикажешь делать? Гладить тебя по головке, потому что у тебя депрессия? У нас деловые отношения, я напоминаю. Я тебе не психотерапевт, я тебе главный редактор. И ты срываешь сдачу книги по срокам. Ты не выполняешь условия нашего контракта. Ты же понимаешь, что я не могу этого позволить? И терпеть не буду, у меня еще куча таких вот срочников. И вот еще мне не хватало слушать аналогичные отмазки. Вас если жалеть — вы же на шею сядете, творческие личности, блин. Ты тем и ценилась, что ты работала в любых условиях и всегда выдавала результат. Но видимо, без Кольцовой ты этого не можешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И что мне прикажешь делать? — невеселая ирония в том, что я сейчас повторяю Пашины слова. И блин, обидно, на самом деле. Да, Элька стимулировала, но я писала просто так. Всегда. Она распространяла уже готовые тексты, просто потому, что мне не хотелось на это отвлекаться.

— А я не знаю, Полин, — Паша разводит руками. — Из всего уважения к тебе — я могу дать тебе два дня. Если ты испортила все не окончательно — перебесись и сдай книгу. Не должно быть тебе разницы, что с неё идут выплаты Кольцовой и Анисимову. Они, в конце концов, работали и заслужили свои деньги. Ты должна это понять. Потом — на тебя будут работать другие люди, будем надеяться, с ними у тебя все нормально будет. Сдашь книгу — я закрою глаза на этот срыв. Если сдать не сможешь — значит, будем разговаривать сугубо деловым языком. Расторгнем договор. И да, я буду зол и подпорчу тебе репутацию. Разумеется, издательство ты найдешь. Через годик. И с урезанными гонорарами. А может и не найдешь. Сама понимаешь, конкуренция сейчас высокая, пишет чуть ли не каждый, у кого доступ к клавиатуре есть.

— Я тебя поняла, Паш.

Из кабинета Паши я выхожу, почти оглохнув от паники. Кто-то попадается мне по пути, я не замечаю. Разбирать лица довольно сложно, да и слышать слова — тоже. И что делать — я категорически не понимаю.

Я бы хотела быть злой, хотеть убить Пашу, но вообще… Я его даже понимаю, чуть-чуть. Даже я ни черта не понимаю, что произошло, даже я уже заподозрила, что у меня какая-то шизофрения и провалы в памяти, вот только это была какая-то очень трешовая мысль. Я была в телецентре, я в компании Варламова покидала свою квартиру. Уж, наверное, он бы поймал меня за шиворот, если бы я вдруг пошла к своему ноутбуку с кувшином воды, да? И санитаров бы тоже вызвал. Да и не было мне дела до тех процентов с моих продаж, что полагались Косте и Эльке. Не пригорало у меня от этого. Личное не должно мешать деловому.

Мне пусто настолько, насколько это возможно. Я не знаю, куда идти, куда бежать, что делать. Что можно вообще сделать за два дня? Я чисто физически не смогу написать эту книгу с нуля, даже если двое суток просижу за ноутбуком, не отрываясь даже на кофе. Слишком большой объем работы.

Как восстановить затопленный комп? Ответ — никак, скорее всего. Да и толку-то. Если вычистили все сетевые хранилища, значит, вычистили и память жесткого диска. А потом и залили весь ноут к чертовой матери, чтобы даже если я и нашла способ восстановить файлы с жесткого — точно не смогла бы им воспользоваться.

Можно попробовать отнести ноут знакомым ремонтникам, но у меня нет волшебников в знакомых, я своему уже позвонила, он, конечно, “согласился посмотреть”, но сказал, что надежды на восстановление данных при вот этих условиях у него почти нет. И чтобы я не особо на это надеялась.

И почему я не имею привычки сохранять тексты в работе на флешку и носить эту флешку у сердца?

Мир складывается на глазах, как карточный домик от легкого дуновения ветра. Это даже не фильм потерять, тут уже речь о другом.

Я не иду к лифтам — я иду на лестничную клетку. Здесь почти не ходят, сотрудники даже курить сюда не ходят — датчики дыма и штрафы отпугивают всяких экстремалов.

И меня трясет, пылает лицо, я прижимаю к нему ледяные ладони. Надо что-то сделать. Мне дали два дня, надо хотя бы потрепыхаться, что ли… А как? Восстановить файлы… Почему-то мне кажется, что у меня не выйдет, но может, хоть раскопать, что, и как, и почему произошло?

— Ох ты, боже мой, Полина, неужели ты плачешь? — раздается за моей спиной насмешливый голос. Костин.

Нет, не плачу, Анисимов. Даже сейчас — не плачу. Не дождешься.

Я разворачиваюсь к нему. Костя выглядит спокойным. На скуле у него желтоватый след от Варламовского кулака. Надо же, не отошло еще. Сразу вспоминается его “Фригидная”, за которую ему тогда и прилетело.