– Я до сих пор не верю, что это все реально, – задумчиво произношу я, касаясь пальцами правой руки черной кожаной обивки кресла.
– Что именно?
Сейчас мне хочется назвать Диму занудой.
Ну, вы только гляньте, какой сухарь вырос из моего восторженного молодого жениха, стоит тут, смотрит на меня как на дурочку.
Я ведь даже не думала, что когда-нибудь буду участвовать в съемках.
По моей книге.
Да еще и с ним…
После развода последнее казалось самой недостижимой частью этой мечты.
Кто не мечтал работать со своим благоверным? Ну, когда еще был юн и наивен и твердо веровал, что супруги не должны расставаться. Вот и я мечтала. Глупой, розовой мечтой, что мой всемогущий и крутой муж когда-нибудь будет работать со мной локоть к локтю.
Ну вот. Работает. По-прежнему крутой, по-прежнему всемогущий, если судить по его трюкам с проникновением в лифт, но уже не муж. По-прежнему это меня дергает, хотя должно бы уже перестать.
– Пойдем уже есть, а? – Вопрос Димы так и остается без ответа. Неохота мне сейчас об этом. Я и так сильно расклеилась в лифте, но панические атаки штука бесконтрольная. Обнажаться душой еще сильней я не могу, да и не нужно это.
Оказываясь рядом с лифтом, я втягиваю голову в плечи по инерции. Нет уж, нет уж, спасибо, сегодня острых ощущений хватило. Да и вряд ли его уже починили. Или сколько его там чинят-то?
Спускаемся по лестнице. С каждой ступенькой я клянусь забыть про каблуки до старости. А в старости заболеть склерозом и не вспомнить.
Когда Дима шагает ко мне и подхватывает меня на руки – я не замечаю. Поэтому едва не прикладываюсь затылком об перила и недовольно взвизгиваю.
– Варламов, отпусти, – пищу, цепляясь за его шею, потому что он-то не останавливается, он продолжает спускаться по лестнице.
– У тебя вид больной, ты еще не отошла, – невозмутимо отзывается этот чертов наглец. – Не дрыгайся, Поль, а то на плечо закину.
Ага, не отошла. Сейчас отойду. В мир иной, потому что напугал этот придурок меня ужасно. А какому невротику понравится, когда земля из-под ног уходит?
И кому вообще понравится быть на руках у бывшего мужа, которому в любой другой день недели ты хочешь дать по голове чем-нибудь тяжелым и который вообще-то до сих пор выводит из равновесия самым лютым образом.
Но оказаться перекинутой через плечо я не хочу. И так-то не хочу, но я же знаю упертость этого барана – он же слово сдержит, с него станется. Приходится терпеть. Ну и… Так ему и надо, пускай поработает мышцой, отработает всю эту пыль, пущенную мне в глаза.
– Выпадет грыжа у тебя, мандарины в больничку носить не буду, – едко сообщаю я.
– Мандаринов не надо. Надевай костюм медсестры и приходи так, – Дима расплывается в похабной улыбке. Зараза! И хочется смеяться и треснуть этого идиота побольнее.
– Ты все равно не донесешь до первого этажа, – мстительно бурчу я. – Тут лестницы высокие.
– Если донесу, ты со мной не только пообедаешь, но и потанцуешь, – насмешливо откликается Варламов.
– Тебе слабо, – железобетонно откликаюсь я. – Так что сдавайся сразу же.
– Спорим? – Дима с иронией смотрит на меня и поднимает одну бровь.
– Спорим! – Я вцепляюсь в его шею крепче. И тут же об этом начинаю жалеть – потому что Варламовская близость деморализует мое самоуважение еще сильнее. Сразу начинает хотеться очень странных вещей – уткнуться носом в его джемпер, например. И принюхаться к туалетной воде. Все та же? Моя любимая?
А нельзя, Полина, страдай. И не подмахивай этому павлину. Переживет. А то вон как хвост распушил, бицепсы свои выпячивает. Тоже мне, нашел чем похвастаться.
Повелась на спор я на самом деле безумно легко, и это не было удивительно. С Костей особо не подурачишься, а я по жизни, вот в таких бытовых вещах жутко азартный человек.
Игры и прочее не увлекают ни разу, на деньги не спорю, а вот на "слабо и кто из нас моет посуду" – был мой любимый спор. Дима мне регулярно поддавался, знал, что я не особенный фанат этого дела. И по-прежнему не фанат. Посудомойка прекрасно справляется за меня.
И вот плыву я такая, на руках у бывшего мужа. Пользуюсь его дурацкой самцовостью, спасаю ноги от убийства каблуками. Перебираю в мыслях всякую ерунду и мечтаю, чтобы Дима сдался, но не уронил меня по дороге. У меня явно в сегодняшнем гороскопе ничего хорошего, так что лбом об ступеньку приложусь наверняка.
А Варламов пялится на меня, лыбится, скотина такая, удовлетворенно, самоуверенно, будто уже выиграл. И ведь даже не споткнулся ни разу.
– Слушай, ты точно каскадером не подрабатываешь? – задумчиво интересуюсь я, когда он шагает через холл школы искусств. Где-то там восхищенно и завистливо ахает девочка с ресепшена. А я хочу показать ей язык, хотя, конечно, она вообще не о том думает. Это тебе не романтика, детка. Это я нагло пользуюсь бывшим мужем, и мне не стыдно. Хорошо, что Костя не видит – вот тут совесть бы почесалась. Хотя я больная и пострадавшая, мне можно!
На мой вопрос Варламов только невозмутимо улыбается, выходит сквозь разъезжающиеся двери и чешет через парковку к своему выпендрежному синему лексусу.