Свои чужие

А сам тащит меня на Останкинскую башню. И нет, это, конечно, не Эйфелева, но все-таки… Все-таки тут меня не было. Мы не идем по стандартному экскурсионному маршруту, мы просто ползем и ползем на самый верх башни, сначала с помощью лифта. в котором на кнопках не номера этажей, а высота в метрах: “52”, “57”, “122”…

Мы выходим на “станции 348”. И честно, на площадке у лифта мне становится страшноватенько, и я вцепляюсь в Димин локоть крепче. Инстинктивно хочется и глаза закрыть, но я назло себе их таращу. Вперед и вокруг.

Даже на первой смотровой площадке захватывает дух, а ветер закладывает мне уши будто плотной ватой. Одуреть.

– Дальше пойдем? – тихо спрашивает Варламов, когда я замираю у перил, глядя на огромный город, что простирается во все стороны, куда только ни глянь. И дома, маленькие, как будто игрушечные. И он за моей спиной стоит, и руки его – по обе стороны от меня. Двинь пальцы чуть в сторону – и натолкнешься на его ладонь. И мои развевающиеся на ветру волосы точно задевают Диму по лицу, но он не отодвигается. От его близости по моей спине бегают стаи раскаленных мурашек. Бегают, сталкиваются, заставляют нагреваться все сильнее.

Нет, это не сцена из Титаника, но почему-то сейчас вспоминается именно она. Я точно вижу, что в этом мире миллиарды пылинок-людей – вон там, куда падает взор, а он все равно из всех предпочитает именно меня…

– Да…

Дальше – выше. Внутрь застекленной смотровой площадки, в которой чувствуешь себя как в космосе, потому что тут нет ветра, зато есть тишина, а дома еще более маленькие – и вся необъятная вдруг превращается в один грандиозный детальный макет. И это все – начинает напоминать сон. Я смотрю в панорамные окна, гуляю по прозрачным блокам пола, хотя хочется растянуться на них животом как та пятилетка, потому что ощущаю себя завороженной.

– У нас еще столик в ресторане забронирован.

А ресторан – под смотровыми площадками. И вид из его панорамных окон не хуже. А еще он медленно вращается, и у его окна я готова медитировать ближайшие пару суток. Прихожу в себя, уже прижимаясь к теплому боку Варламова и по-прежнему зачарованно пялящейся на раскидывающийся за окном вид с высоты.

– Я здесь бываю иногда, когда становится очень много рутины, – голос у Варламова непривычно спокоен, лишен обычной насмешливости. – Здесь распускаются мысли. Я подумал, что тебе это сейчас нужно.

– Ага… – эхом откликаюсь я. Черт… Сейчас, здесь, кажется, совсем ничего не осталось моего наносного, скептичного. В крови до сих пор пускает пузырьки адреналин – все-таки мы на большой высоте, и струится теплота – потому что мои плечи обнимает Димина рука, и именно это почему-то кажется гарантом моей безопасности.

– Полин, – когда я поворачиваюсь к Диме, он едва касается моей щеки кончиками пальцев. Смотрит так, будто если отведет глаза – ослепнет. И, блин, Варламов, прекрати… Я уже не на ветру стою, а дыхание перехватывает не хуже.

– Я, наверное, жутко тороплю события, – пальцы Димы накрывают мою ладонь, – но я уже не могу ждать дальше. Поэтому я все-таки спрошу сейчас. Ты уже готова?

– К чему? – тихо выдыхаю я. Он подарил мне удивительное, чего мышка-норушка вроде меня себе бы не позволила. Околдовал, не только своими глазами, но и вот этими новыми ощущениями, разделенными пополам, будто выпитыми на брудершафт.

– Начать со мной с начала, – медленно откликается Варламов, крепче стискивая мои плечи.

Черт…

Черт, черт, черт…

Вот именно сейчас, после этой удивительной прогулки на небеса, мне с Димой быть честной будет больно…

Глава 26. Полина

Для того чтобы начать, мне приходится выпрямиться, мне приходится выпутаться из-под руки Димы, а это и непросто, потому что он пытается настоять на том, чтобы я оставалась прижатой к нему, да и почти больно, потому что на самом деле, мне реально не хочется выныривать из его тепла. Но надо!

Я слишком расслабилась, заигралась, позволила ему снова вмешаться в мою жизнь. И вот пожалуйста – я уже глубоко отравлена его обаянием, и этот яд сейчас шумит в моей крови, требуя снова прижаться к Диме и сказать ему, что я готова на все и даже больше.

Вот только это ни разу не так.

На самом деле я даже сейчас надеюсь, что он все это отыграет назад, улыбнется, скажет что-то вроде: “Я пошутил, Полин, не напрягайся так”. Но Дима не отыгрывает. Значит, мне придется сказать это вслух.

– Нет, Дима, я не готова начинать сначала, – медленно и тщательно подбирая каждое слово, произношу я, опуская ладони на стол. – И я не буду готова в принципе к этому, так что можешь не ждать.

Лучше оборвать эти нити сейчас. Пока еще можно обойтись малой кровью.

Я отдаю себе отчет, что мой ответ правильный, что ни о каком доверии к Диме как к мужчине еще не может быть и речи, а все равно на языке какой-то горький осадок. Хотелось все-таки произнести это чертово: “Да”. Хотелось убрать и последнюю границу между нами. Но один раз я своим хотеньем испортила себе жизнь. До сих пор расплачиваюсь.