Свои чужие люди

– Не станет, Аля. По крайней мере, в ближайшее время. Разошлись они с Яной. Теперь пытаюсь Сашку в чувство привести: опять считает, что не заслужил такой подлости. Янка изменила ему, почти не пытаясь скрыть этот факт. Подозреваю, порвать с Сашкой она давно уже задумала. А тут выпила лишнего, что греха таить, любит она по водочке, и ушла с каким-то парнем из клуба, на прощание наговорив Сашке всякого. Так для него теперь все бабы – дрянь. Ладно, может быть, действительно с ним это пройдет! Как Буров-то отреагировал на твое бегство?

– Шубу на ленточки порезал, – усмехнулась Аля, – спасибо, не меня! Кать, я думаю, он мне еще устроит проводы! Я хотела к Лизке сразу уехать, но передумала. Не могу вот так, как снег на голову. Я пока в Светкиной коммуналке поживу, устроюсь на работу, сниму квартиру.

– Ты сама себя слышишь? Какая работа? У тебя хоть трудовая книжка есть? Насколько я знаю, нет. Буров ведь тебя специально дома держал, чтобы ты от него полностью зависела. Поезжай к Лизе. Хотя могу предложить еще один вариант. Комната в мансарде свободна, дом отапливается, жить можно и зимой, а в деревенской школе не хватает учителей. Не возьмут в школу – можно воспитателем в детсад. А если мой муж не перестанет пить, зимовать вместе будем. Пусть уж в городской квартире спивается.

– Что, опять?

– Снова. Нани вся почернела, жалко ее. Ведь у татар как мать почитают! А этот… Раньше хотя бы боялся ее. И потом, брат Нани жив был. Равиль пикнуть не смел. Я уже неделю его рядом с нами не наблюдаю. В городе живет, запой у него. Вот деньги закончатся, приползет. Беда, Алька, прямо беда! Никогда не думала, что Равиль таким слабым окажется. Черт его дернул тогда связаться с Крестовским[4].

…Равиля отговаривали все. А он никого не слушал. Молчал, набычившись и с тоской глядя на скудно накрытый стол. В день рождения своего сына он накричал на Катерину, попытавшуюся с юмором сгладить обстановку: ну нет мяса, а пирожки с ливером, капустой, картошкой да сладкие! Она еще не поняла, что так взбесило Равиля, гости с удовольствием закидывали в себя пирожок за пирожком и сыто отваливались от стола. Потом просто посмотрела в ту же сторону, куда и Равиль: на его школьного друга, имеющего по тем временам достаток выше среднего. В наступившей после проявления восторгов тишине вдруг зло прозвучал голос ее мужа: «Следующий день рождения моего сына мы будем отмечать в ресторане, я обещаю. Я открываю свое дело!» – «Что за дело? – тут же заинтересовался бывший одноклассник. – Можно поучаствовать финансами?» – «Не нуждаюсь. Сам Крестовский дает мне деньги под мою идею!»

Первым и начал отговаривать Равиля его школьный друг…

Дальше все по накатанной: идея не прошла, деньги нужно было возвращать, Нани продала свою квартиру, но и этого было мало. В тот день, когда тот самый его друг принес ему деньги, Равиль сорвался в первый раз… «У нас в роду никто капли спиртного в рот никогда не брал!» – наступала на сына Нани. Он отмалчивался, пил втихаря с кем попало, в пьянке впадал в гнев и в конце концов ударил-таки подвернувшуюся под руку Катерину. «Ты мне не сын!» – подписала приговор Нани и уехала на дачу. Катерина, с тоской представив свое будущее, потрусила за ней, благо до каникул оставалась неделя и пацанам в школе делать было уже нечего. Равиль через полмесяца пришел в себя, отмолил прощение и, получив шанс, поселился с ними. Мальцы, скучавшие без мужика, ходили за ним по пятам и потому первыми знали, когда отец начинал заглядывать в сельмаг. И все катилось по новой…

– Кать, давай бабку найдем. Деревенскую. Заговорит его, в рот взять спиртное не сможет.

– Не пойдет он, пробовала я. «Не лишай меня последней радости», – говорит. Вот как! Радость одна – водка. А мы так, по жизни недоразумение. Хватит о нем, надоело, – произнесла Катерина довольно жестко. – Давай еще по чайку и пойдем устраиваться.

– Подожди. Совсем забыла! Что-то странное со мной сегодня произошло. Да-да… – Аля потерла пальцами лоб, словно силясь вспомнить. – Старушку одну я встретила. В сквере у площади. Кого-то она мне напоминает…

– Аль, ты о чем? – встревоженно посмотрела на подругу Катерина.

– Сейчас. Я из дома ушла очень рано, в начале восьмого. Буров только проснулся. Пока собиралась, так перетряслась, что ноги подкашивались. Дошла до Оперного, села в сквере на лавочку. Может, и задремала. Нет, точно, нет! Только не помню, откуда та старушка пришла. Как материализовалась, ей-богу. Такая, знаешь, как в сказках братьев Гримм. Только вместо капора – береточка кокетливая. Зонтик-тросточка, сумочка лаковая. Кстати, дорогая, современная, не старый ридикюль.

– Мало ли у нас таких старушек? Может, городская сумасшедшая. Помнишь, ходила у нас одна по Дворянской. Букли огненно-рыжие, шляпка как горшок с цветами. И все бубнила себе под нос что-то!

– Нет, эта не такая! Понимаешь, она, кажется, и двух слов мне не сказала, просто поздоровалась. Даже и не спрашивала ничего… А я ей все про себя выложила. Как на духу. Говорила, говорила!

– А она?