Свой — чужой

Но вдруг, я говорю об этом с робостью и даже с неверием, вдруг выпадет какой-то денек, лет через 15–20, не верю в это, но говорю, и мы с вами, два старика, два ровесника окажемся на каком-нибудь высоком крутом берегу большой реки, имя которой Волга. Не знаю, будет это левый или правый берег, и может быть, в это время будут какие-нибудь первые заморозки. И мы с вами, два проживших жизнь человека, посмотрим сначала на реку, потом на иней, который покрыл стерню, скошенное поле, посмотрим друг на друга и спросим: как же мы жизнь прожили? Был ли в нашей жизни какой-то высший смысл и в чем вообще смысл жизни? Может быть, в блестящих эполетах или действительно в защите конституции, или в том, чтобы быть перед товарищами до конца честными, или в том, чтобы наши жены любимые, когда нас сажают в тюрьму, поливают грязью, бились, как лебедицы об эти каменные казематы, железные прутья и вытаскивали, спасали нас? Или в чем-то другом?

В чем, Альберт Михайлович, вы думаете, смысл жизни вообще?

А.М. 56 лет— это много или мало? Наверное, много, когда на жизнь оглядываешься. А вообще-то, как вам сказать, нельзя ведь себя чувствовать хорошо, когда народу плохо. Но физически ощущаю себя вполне нормально. И дряхлости за собой не замечаю. И знаете почему? Голова и сердце настроены на работу. Я сочувствую тем генералам, которые ничего не делают. Не знаю, чем они вообще занимаются: пьянствуют, перемалывают косточки нам, патриотам, или ждут, когда мы победим, чтобы прибежать и сказать: я тоже с вами душой, но не телом, не делом…

Мне кажется, это время может наступить гораздо раньше, когда мы с вами посидим на нашем берегу — не важно, правый он или левый. Потому что и тот, и другой, от истоков и до Астрахани — это все наша, русская земля, кто бы ее ни пытался делить. И Каспий наш, и Кушка наша, и Мурманск наш, и Курилы наши, и Брест — это все наше. И мы с вами в любом месте посидим, немножко отдохнем, и будем продолжать работать на государство. Кто отходит от работы, не только политический труп, но деградирует и физически. Я не хочу стареть ни физически, ни умственно, ни политически. И в этом наше, по-моему, счастье.

Но в вашем вопросе я почувствовал подтекст: а вот, мол, после победы чем вы будете заниматься и кем вы там будете.

Такой вопрос мне между прочим задали в Дагестане. Это республика, где 84 процента населения в свое время проголосовали против Ельцина. Интересно, правда? Сорок национальностей, четырнадцать газет выходят в Махачкале на разных языках, и как они верно восприняли нынешний режим в Кремле! Я им в те времена, как и себе, примерно так отвечал: когда кончилось смутное время, выгнали поляков из Кремля и всю иностранную сволочь, когда разобрались со своими предателями — боярами, дворянами, которые переметнулись, Пожарский был воеводой в глубокой провинции, И я говорю, что в моем Отечестве и дворником согласен быть, лишь бы побыстрее из него вымести всю гадость.

1994

Александр Руцкой: «Разговор с открытым забралом»