Свой — чужой

— Различные там ситуации… — откликнулся Хвостов, стряхивая сахарную пудру с рубашки. Сержанты приволокли цыган с вареной кукурузой и сахарной ватой. Навалились всей сменой — дураки не дураки, а с роду таки. Хвостов, судя по разводам на щеках, не растерялся. Он вообще был ловок и увертлив.

— Ты сначала рапорт по пьянке научись составлять — ситуация!.. Пирожками пахнуло…

— Завернуть?

— Ладно, пошли бродяжить, перекрестившись.

— Давай кого-нибудь собьем!

— От летчик! Стрелять не умеет, летать не умеет, а все туда же!..

Неудачное воззвание Хвостова обернулось в двухминутное бурчание.

При первом же правом вираже, свернув с переулка Крылова, Ильюхин наткнулся на Тюленя — вид с хвоста. Небрежное вихляние «крыльями», пробивающаяся с затылка ухмылка полностью выдавали скрытые, намалеванные на «фюзеляже» «бубновые тузы». Старый знакомый уже спикировал на даму килограммов под девяносто и из широкого кармана фартука, шутя, вынул чужое добро. Добро из фартука перекочевало в кулак Тюленя, а затем в его карман. С ленивого разворота, перейдя на бег, вывернув до упора «подкрылки», а затем тормознув до трусцы, Ильюхин легко занял положение в воздушном пространстве, полностью контролирующее «дружбана».

— Атас, Тюлень! Руки в гору, ноги врозь! — обхватил корпус неприятеля советский ас.

— Покрышкин, здорово! Производственная гимнастика? — называя прозвище Ильюхина, съязвил Тюлень. Когда-то, много лет назад, это прозвище воры дали его отцу. Когда он выходил работать «на линию», они передавали друг другу: «Атас, в небе Покрышкин!» Стараниями Ильюхина-младшего это прозвище впоследствии перешло и к нему. Он не огрызался. Напротив, это ему льстило.

Наконец-то две души соприкоснулись телами.

— Угадал. Шестую версту за тобой мерю.

— Мы решили, ты с непогоды на пенсию подал.

— Дамочку подбери! — огрызнулся на Хвостова Ильюхин. Тот заерзал перед колонной в фартуке: «Проверьте, у вас ничего не пропало?»

— Ничего.

— Так не бывает.

Тем временем Ильюхин затаскивал Тюленя обратно в недра переулка Крылова. Переулок был набит милицейскими «газиками» со следами ржавчины повсюду, азербайджанцами, воркующими о вызволении родственника, прочим чудным людом. Народец по этому питерскому закоулку шастал бывалый — тертые калачи, мятые бока. Переулок Крылова являлся той дырой в пространстве, куда засасывало всех, кто имел авантюрные гены и кулацкую жилку. Тюленю так все надоело, что он даже не упирался. Ильюхина это забавляло, поэтому он его не тащил, а просто держал за фалду пиджака. Сзади Хвостов многозначительно подгонял гражданочку.

Вывернув в дежурке нутро Тюленя, обнаружили: пятьдесят семь рублев сорок копеек, огромный носовой платок и серую полоску бумаги с жирными пятнами. Женщина в фартуке бумажку признала и настаивала на том, что, съев пирожок с рисом и яйцом, она не стала ее выкидывать — не увидела урны. Этот ее поступок так поразил милиционеров, что даже сам Павлиныч встал из-за перегородки и подошел пощупать бумажку. Павлиныч «родился» в этом прокуренном помещении лет двадцать пять назад и последние двадцать редко привставал со своего кресла, украденного его помощником из банкетного зала ресторана «Метрополь».

— …Не колышет! Умысел был? — с этим бессильным воплем Ильюхин потащил Тюленя в отдельный кабинет. Он наконец догнал ситуацию: сзади Тюлень видел, как мадам, что-то свернув, засунула себе в фартук. Решил, что купюра, а посему «воткнул» не взглянув и убрал в свою мошну. Тут случайно Ильюхин его и сцапал.

— Ядовитый ты человек, Покрышкин! — усмехнулся Тюлень.

— Будет.

— За город стыдно. Везде наплевано. Подобрал сор, так меня в кутузку!

— Откуда бредешь?

— С Кары, дядюшка, что на реке Шилке. Зимовал там. Три года на цепи сидел, которые сутки не ел.

— Тогда пошли в крайнюю избу маяться.

— Спасибо за стол! Ем прошеное, ношу брошенное, живу краденым. Аль у тебя сумнения?..

А наглая рожа Хвостов в соседнем помещении не отпускал потерпевшую, уверяя, что таков порядок.

— Какой порядок? Что вам от меня надо! Полчаса маринуете!

— Гражданочка, не кипятитесь. Вот понятые скоро понадобятся, вы поприсутствуете, все время бежит скорее, — увидел такую перспективу использования Павлиныч.

— Да идите вы!

— Вас не поймешь, гражданочка. То окурки по Садовой собираете, то сквернословите в общественном месте.

— Да вы оглядитесь по сторонам! Общественное!.. Больше похоже на отхожее! — Создав воздушный вихрь, женщина на скорости нервно вылетела из отделения.