Свой — чужой

Утром, по дороге в управление, Ильюхин не сказал Паше ни слова. Юртаев, в свою очередь, тоже ничем не выдал, что помнит их ночной разговор. Паша был мудрым водилой.

На утреннем совещании у начальника ГУВД Ильюхин выслушал информацию по городу без энтузиазма, старался не смотреть на Крылова. А Петр Андреевич, наоборот, все слушал очень внимательно, вставляя порой уточняющие реплики, даже пошутил однажды. В самом конце совещания на обсуждение был вынесен небольшой кадровый вопрос — перевод одного офицера на вышестоящую должность. Крылов вдруг неожиданно попросил слова и сказал:

— Однажды товарищ Сталин — то ли на «съезде победителей»[93], то ли еще где-то, заметил: «Товарищ Иванов работает руководителем обкома в Минске. У него заместитель Петров. До этого товарищ Иванов работал в обкоме Челябинска. Заместитель был Петров. А до этого они вместе работали в обкоме Ярославля. Скажите, кому служит Петров? Нашей партии или товарищу Иванову?»

Петр Андреевич обвел присутствующих глазами и пояснил конкретно-прикладной смысл притчи:

— Это я к тому, что сотрудник, которого мы сейчас обсуждаем, переходит на иные, как правило вышестоящие, должности тоже вслед за своим начальником.

— Потрясающе! — не выдержал Ильюхин. — Сам живешь по этой же системе, а чуть есть за что уцепиться — так укоряешь!

Все загудели удивленно, начали переглядываться.

— Так бы сразу и сказал, что у тебя на него виды! — искренне удивился Крылов. Раздались смешки. Но они не разрядили атмосферу.

— Да я вообще не знаю этого офицера! — не смог уже остановить себя Ильюхин. — Я об ином…

— И о чем же? — спросил начальник ГУВД.

Виталий Петрович набрал воздуха в легкие, как перед нырком в холодную воду:

— О том, что пафос настоящей справедливости не просто становится над элементарной законностью (на это давно уже всем наплевать!), а подавляет личность как таковую! И не собирается ее признавать, даже в теории! Нам нравятся прямолинейные решения — кулаком в зубы! Раскрываемость есть некий абсолют, которому, как идолу, приносятся жертвы, словно мы язычники-людоеды где-нибудь на экваторе… Это уже не моральное разложение, как при КПСС, а моральное вырождение…

Полковник запнулся, чувствуя, что говорит сумбурно и непонятно. Начальник ГУВД помотал головой:

— Это ты загнул… Сам-то хоть понял, что сказал?

Виталий Петрович молча закусил губу. Повисла тишина.

Всем стало неудобно.

— У тебя все? — хитро спросил Крылов.

— Нет, не все!

— Ну, тогда после договорим, хорошо? — Петр Андреевич покосился на начальника ГУВД и улыбнулся. — А то многие не понимают, к чему это… Да и работать надо, а не о генетике, понимаешь…

Крылов начал обозначать привставание из-за стола, и начальник ГУВД его поддержал:

— Все свободны!

Начальник СКМ тут же скомандовал:

— Товарищи офицеры!

Все встали, а Крылов негромко добавил:

— Работать, а не бла-бла-бла!

Этим вырвавшимся у него хамством Петр Андреевич показал, что нервы у него тоже не железные…

…К обеду Ильюхину надоело бегать от самого себя, и он зашел к Крылову. На этот раз Петр Андреевич чаю предлагать не стал, просто молча смотрел на Виталия Петровича, ждал. Ильюхин медленно отчеканил:

— Я хочу, чтобы ты знал… Я дам указание процессуально закреплять показания подельников Лавренева и проводить соответствующие проверки!

— Указание своим людям дашь? — усмехнулся Крылов.

— Да.

— Ну, тогда и я.

— Что — «ты»? — не понял Ильюхин, так как внутренне очень нервничал. Крылов улыбнулся еще шире:

— Ну, ты же только что заявил, что постараешься по возможности упрятать всех нас в тюрьму. И еще сказал, что стараться будут твои люди, несмотря на то что тебя тошнит от кумовства… А я скажу своим, чтобы постарались не уехать в Тагил[94].

Петр Андреевич вдруг резко перестал улыбаться:

— Ты же со своими решил, что наши жены должны собирать посылки в колонию… А я со своими постараюсь этого избежать. Прежде чем сказать мне об этом, ты хорошо подумал. Ты поступил, как мужчина, объявил мне войну открыто. Как Святослав — «иду на вы» и все такое… Я, уважая тебя, принимаю это. Но учти: как бы полководцы вежливо и благородно ни беседовали — война штука грязная, а самая грязная — война гражданская, между своими!

— Я учту, Петр, — с этими словами Ильюхин ушел к себе, досадуя, что сам не умеет так выгибать разговор в нужном направлении, как Крылов…

…Через несколько минут оба полковника вызвали к себе своих подчиненных, и в Управлении уголовного розыска началась междоусобица…

Оперативники из «убойного» поехали в изолятор допрашивать подельников покойного Лаврентия о том, что они конкретно видели и слышали. Поехали не просто так, а заручившись поддержкой и отдельными поручениями следователя прокуратуры.