— Ну что, мне уйти, типо, зря приехал, ты серьезно!? — развел руками гость.
Нахально прищурив бровь, хозяйка посмотрела на редагию:
— Сам Создатель сегодня послал тебя ко мне — это добрый знак.
— В смысле? — удивился такому повороту событий светловолосый, явно ожидая указания на дверь.
— Видишь справа сарай, вторая дверь, слева.
— Ну, вижу. — Растерянно произнес он.
— Что, «вижу», бегом за второй лопатой, помогай своему командиру, салага, сегодня нужно посадить четыре ведра картошки!
Лицо мужчины расплылось в улыбке.
— Не поздновато, в июне-то сажать…
— Не учи маму любить папу, давай, марш!
Оголившись по пояс, направился в сарай за инвентарем, а у Илоны лицо засияло таким счастьем и наслаждением, что увидь её сейчас кто-нибудь посторонний, сказал бы, что она ангел, спустившийся из рая на землю.
Аграрные работы подошли к концу, когда редагия вошла в зенит, ознаменовывая наступление полудня. Жара стала такой невыносимой, что продолжение посадок грозило тепловым ударом. Подойдя к бочке, женщина зачерпнула ладонями прохладную воду, смыв с шеи пот и пыль, умылась. Спутник последовал её примеру.
Они устроились вместе на диван-качелях в тени молодой березы. Мужчина нежно обнял хозяйку, а она, прижавшись, положила седую голову ему на плечо. Высоко в ветвях плел кружево песен соловей, шелестела листва, всё вокруг звучало подобно музыке.
— На долго? — нежно спросила женщина.
— Завтра днем надо уезжать, а послезавтра улетаю.
— Куда это собрался? На курорт, отдохнуть?
— Если бы, командировка в Агганию, будем репортаж снимать о творящимся там безобразии, в общем, Лони, возвращение к старой недоброй жизни.
Она отстранилась и пристально взглянула тому в глаза, они светились грустью и какой-то недосказанностью. Очень теплые и живые. Он заговорил о том, что терзало сердце.
— Мне последнее время снятся кошмары, как будто я лежу на алтаре и меня грызут волки, словно кусок мяса, а в дверях стоишь ты и тянешь руку, вся заплаканная, но я не могу до неё дотянуться… одна из голодных тварей вгрызается в неё и не отпускает… Каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту и кричу твоё имя… я больше так не могу.
Хозяика прильнула к мужчине и крепко поцеловала в губы, прижала его голову к груди:
— Сегодня ты здесь и всё будет хорошо, любимый.
— Я так обожаю твой голос, помню, когда его впервые услышал…
— Не трынди, первый раз ты услышал кряхтение на грани бульканья, а не голос, — поглаживая светлые волосы, ухмыльнулась она.
— Я говорю о госпитале. Когда ты впервые очнулась после операции, у тебя был такой сконфуженный вид, пристально посмотрела на меня и тоненько так прошептала: «Да, я думала Орена будет веселее».
Пара звонко засмеялась.
— Я тогда, на перекрестке, уже с жизнью попрощалась, поняла, что всё кончено, так бы оно и стало, если бы не ты, но запашок дружище, мое почтение… отвратительно! Я так и не поняла, что больше мешало дышать, дыра в груди или твой непревзойденный «Байкада»[1]
— Хороший запах, не надо мне тут, медсестричкам очень нравился…
— Да-да-да. — Она взъерошила светлую копну.
— Ревнуешь что ли? — отстранился мужчина и с улыбкой заглянул в лицо хозяйке.
Женщина залилась хохотом, а когда остановилась, в прекрасных серых глазах засияло такое блаженство, она светилась наслажденьем, подобно самой яркой звезде во вселенной. Аура была почти материальной. Ради этой улыбки, он готов был на все: крушить любые стены и штурмовать самые высокие крепости.
— Ладно, пошли, перекусим и на пляж, надеюсь «объект ревности» не страшится холодной водички?
— Точно ревнует, — хитро высунув язык, усмехнулся гость. — Сейчас заберу кое-что из машины и приду, — крепко поцеловав спутницу, направился к воротам.
Стол изобиловал разными вкусностями, хозяйка выставила всё, что имелось в запасах, для такого гостя ничего не жалко. Тут и свежесобранная жимолость, творог, молоко, только что испеченные блины, горячие бутерброды, яичница, свежезаваренный травяной чай и черничное варенье. Кому-то покажется, что не особо то и «изобиловал», но для мужчины всё было, как на королевском пиру.
Наевшись от души, пара закрыла дом и направилась к широкой речке виднеющийся впереди, меж деревьев. День был рабочий, а потому на пляже никого не оказалось, озорной прохладный ветерок игрался в высокой зеленой траве. Растянув подстилку у воды и сбросив с себя одежду, рванулись в бодрящую воду, однако, мужчина, вступив на мелководье, отпрыгнул на берег словно ошпаренный, а женщина сопровождаемая брызгами занырнула в темные воды Орун’Эла.
— Что, неженка, слишком холодно? — выкрикнула она, убирая белые, слипшиеся локоны со лба.
— Я тебя щас притоплю за «неженку».
— Конечно притопишь, это тебе не в ванной зад греть. — засмеялась Илона и легким движением кисти отправила брызг сверкающих капель в сторону спутника, не успев отпрыгнуть, Озан охнул от пронизывающего холода.