Свои люди (сборник)

– Ворвалась, нарушила, – и посмотрел с улыбкой.

И ты ворвался. Всё во мне перепутал, как порыв ветра листки бумажные со стола – поди собери. Два дня провела – всю жизнь помнить буду. Мои дни! Стану старенькой, сгорбленной, кожа, как пергамент, а вспомню. То шоссе снежное, сверкающее от солнца. То ощущение удивительное близости, какое тогда только и бывает, когда двое молоды, влюблены, беспечны и ночь позади – долгая, полная прикосновений, шёпота, поцелуев томительных, страстных, нежных… Да за одно такое!..

Какое утро было прекрасное! Распахнутое, морозное. Вокруг снежные поля и шоссе пустое, но такая наполненность, радость такая, не нужен никто, одни на всём белом свете.

Чтоб так вот – сразу всё – редко бывает. Может, и никогда. Это – как подарок судьбы, который принимать надо с благодарностью и не просить продолжения, продления его.

«В одну и ту же реку нельзя войти дважды…»

Оборвалось резко.

– Отношения «мужчина и женщина» всегда игра. С правилами довольно жёсткими. Я правило нарушила, и не так всё стало – в минуту! Как будто свет выключили, как будто ехали, неслись и – стоп! О, болтливость женская, глупая, когда язык длинен, а ум… Чего теперь! Не в кинофильме французском, где двое под пронзительную музыку едут, любят, разговаривают. Там в любой момент остановить можно по желанию, плёнку назад открутить, кадр вырезать. Не остановишь, не открутишь – всё моё…

Думаю, ты тогда действительно не смог вернуться, за мной заехать или не захотел просто? Ждала, сидя у Ленки на диване. Ленка с Олегом в гости ушли – званы были на вечер. Я осталась.

Из окна холодом дуло, телефон молчал, в комнате половицы ссохшиеся скрипели.

Оцепенела от ожидания. Съёжилась, замерла – вся в ожидание превратилась. Как в далёком детстве, сидя комочком, на корточках под столом, в чужом доме, где на несколько часов оставили, маму ждала и дышать боялась, двигаться, чтоб не нашли, не вытащили.

И не знала, что так ждать могу! Будильник время показывал, не медлил, не жалел, жестяным нутром минуты считая…

Выпрямилась, с дивана вскочила, покидала вещи в сумку. В лифте ехала – надежда была, на мороз вышла, надежду ветер унёс. Холодно на улице, пусто.

А день назад розы цвели, трава зеленела, птицы пели… Пусто внутри, холодно, ровно – снежная целина… А по ней ветер.

* * *

Здравствуй, милая Машенька!

Очень волнуюсь за тебя. В последний раз ты звонила и была очень грустна. Надеюсь, что жизнь постепенно входит в колею. Как здоровье твоих близких? Как дела на работе? Если всё в порядке, то остальное это так – на уровне субъективных ощущений. Подумай, и увидишь, что я права. И вообще, прошло достаточно времени, чтобы образ твоего «гонщика серебряной мечты» начал постепенно бледнеть. Да и вся история, развернувшаяся на моих глазах, как хорошая мелодрама, терять для тебя свою остроту. (О нём речи нет. Это разговор особый и долгий.)

Кстати, сейчас он в отпуске и катается на горных лыжах по снежным вершинам Приэльбрусья. Как понимаешь, он там не скучает. Тем более что сейчас сезон, время зимних студенческих каникул, и на турбазе полно симпатичных модненьких студенток.

Этого у него не отнимешь – умеет жить!

Не то что ты.

А вообще, немедленно мне позвони – я за тебя очень волнуюсь. Ты ведь у меня дурочка и можешь наделать глупостей.

Жду звонка.

Целую.

Лена.

* * *

Здравствуй, Ленка!

У меня всё нормально. Дома все здоровы и отношения у нас хорошие. И на работе всё в порядке – так что зря за меня волнуешься.

Я, кажется, выздоравливаю. И уже реже вспоминаю Москву.

На днях была на творческом вечере любимой писательницы. Она сказала:

– Душа тоже болеет, как и плоть. Например, любовь можно сравнить с корью. Та же клиническая картина.

Пришла домой и залезла в медицинский справочник.

Корью болеют так: сначала появляется небольшая температура, кашель и насморк, и потому её легко спутать с другим заболеванием, например, простудой. Потом появляется сыпь, первый день на лице, второй день на туловище и третий – на руках и ногах.

Ты весь покрыт сыпью, у тебя высокая температура и светобоязнь. Это острый период. Затем сыпь начинает исчезать в том же порядке, что и появилась – руки, ноги, туловище, лицо. Остаётся кожная пигментация. Она проходит, постепенно.

Правда, иногда корь даёт осложнения – воспаление лёгких, менингит. Судя по всему, меня Бог миловал. Осталась только кожная пигментация. И она будет бледнеть, пока не исчезнет совсем. Но до этого ещё далеко…

Целую.

Пиши мне.

Маша.

* * *

Машка, привет!

Наконец-то, чувствую в твоём голосе трезвые нотки, а в голове здравые мысли. А то всё представляешься мне с тощей шеей, покрытой пупырышками, сидишь и слёзы льёшь на моём диване. Было ли о чём? Да в наши с тобой годы…

Согласись, двадцать шесть пусть и не зрелость женская, но взрослость-то уж точно, по крайней мере не восемнадцать, когда влюблённость, как конец света, и ходишь, будто с тебя кожу содрали и забыли приклеить.

Нарочно утрирую, чтоб поняла всё, что сказать хочу.

Да пойми же – ты выдумала его! Давай отбросим эмоции и поговорим, как две современные, лишённые предрассудков наших бабушек, взрослые женщины.