Свои. Путешествие с врагом

Эфраим: Все не было белым и черным до самой последней минуты. До убийства. Белое и черное – таким был окончательный результат.

Рута: Вы не совсем правы. Окончательный результат был черным и черным. И все еще остается таким.

Эфраим: Все это путешествие в “Шоамобиле” по тридцати или сорока местам массовых убийств было черным.

Рута: Путешествуя и по Литве, и по Белоруссии, мы нашли одного общего врага – безразличие. Безразличие и к случившейся трагедии, и к памяти об убитых людях.

Эфраим: Два общих врага. Безразличие и незнание. Книга прежде всего будет предназначена для борьбы со вторым врагом. Я сам много чего не знал, много нового открыл для себя в этом путешествии. Я понял, какая маленькая ваша страна. Вы просто-напросто не в силах сделать то, чего я требовал от вас с самого начала. Ведь Франция признала свою вину за прогитлеровскую деятельность правительства Виши только через пятьдесят лет после войны. А ведь Франция – очень сильное государство. Литва – маленькая, слабая и очень травмированная страна. У нее нет величественной традиции прав человека и правосудия. Вам потребуется много времени, чтобы эта традиция сформировалась. Про Белоруссию я даже и не говорю.

Рута: Вы приехали в Литву в 1991 году, надеясь, что наша страна за ночь стала сильной и демократической?

Эфраим: Да, и эта надежда была беспочвенной. Наивно было надеяться, что вы сразу будете готовы к очной ставке со своим прошлым. Но, даже и признавая это, я не мог не потребовать, чтобы Литва взялась судить хотя бы тех нескольких преступников, которых Америка депортировала, и вы получили их на блюдечке. Суд в Литве над такими преступниками, как Лилейкис, Дайлиде или Гимжаускас, был бы очень прогрессивным делом. Устроив публичный суд над одним или несколькими военными преступниками, ваша страна продвинулась бы по пути демократии хотя бы на 20–30 лет вперед. Однако вы не осудили ни одного из этих пятнадцати убийц.

Рута: Слишком поздно сожалеть о том, что мы этого не сделали. Никого из наших военных преступников уже нет в живых. Может быть, поэтому людям так легко все забыть: убийцы умерли, а те, кого они убили во время Холокоста теперь, к 2015 году, все равно бы уже умерли. Так что оставим умерших в покое. Предоставим Богу их судить. Может быть, Бог все-таки существует?

Эфраим: Я думаю о своей миссии в Литве. В один из дней мы с вами провели час в Национальной библиотеке Мартинаса Мажвидаса. Для меня это был очень неприятный опыт. Я окончательно понял, что никакой иностранец не может убедить Литву встать лицом к лицу со своим прошлым. Я был удивлен тем, как много сделали литовские историки, исследуя Холокост. Историки, о которых я даже не знал. Почувствовал себя так, словно пребывал в заблуждении, словно был лишен всяких возможностей. Я не знал, как много в Литве было сделано, чтобы открыть правду. Я должен был постараться, чтобы то, что написано в Литве, было переведено и я смог бы прочитать исследования историков и опираться на них в своей работе. Я обязательно это сделаю.

Рута: Я с вами не согласна, поскольку вы в первую очередь воюете с позицией официальной Литвы. Что бы ни писали историки, как бы вы ни опирались на их исследования, это ничего сильно не изменит. Не изменит позиции власти, не изменит общественного мнения. Только время это изменит. А если бы вы вмешались, историков, возможно, заставили бы замолчать, и белое пятно, которое мы назвали черным, становилось бы все чернее…

Эфраим: Да, вы мне говорили, что в Литве о Холокосте почти все написано и почти ничто не прочитано. Вот почему эта книга так важна. Она сделает открытую историками правду понятной многим людям, потому что это будет книга для обычных людей. Про обычных людей. Волнующая книга.