Свои. Путешествие с врагом

разговор с Томасом Шярнасом, единственным оставшимся в живых свидетелем убийств в Мядининкае, пастором евангелистов-реформатов

Евреи жили в Литве со времен Великого Княжества Литовского – значит, им здесь было хорошо. В 1941 году все хорошее закончилось, и за короткое время в Литве были истреблены почти все жившие здесь евреи. Однако не следует все упрощать: евреи говорят, что литовцы были убийцами евреев, наши деды, возможно, говорили, что евреи предали Литву и “пили христианскую кровь”. Реальность намного сложнее. Почему того, что случилось в Литве, не было в Дании? Литва с конца XVII века испытывала непрестанные потрясения: крепостное право, запрет письменности, утрата государственности, два неудачных восстания, уничтоживших литовскоязычную и польскоязычную элиту, несколько войн, несколько оккупаций – все это не прошло без последствий. Если бы Данию первыми оккупировали не немцы, а советские, и целый год распоряжались бы в ней так, как распоряжались в Литве, может, и там все складывалось бы сходным образом.

Так что произошло?

Не забывайте, что, когда началась война, Литва была захвачена практически за одни сутки. Людей только что отправляли в ссылки, и некоторым действительно хотелось отомстить. Еще мы должны помнить, что Литва была очень молодой страной, в то время она только пыталась себя осознать. А осознать себя легче всего, отграничивая себя от других. Мы – не поляки и не русские, мы – честные литовцы. Среди интеллигентов стали поговаривать, что, может, и мы – арийцы. Начали раздавать брошюры, по радио и в прессе началась пропаганда, направленная против евреев, их называли слугами большевиков, паразитами и так далее. На простых людей обрушили мощную антисемитскую пропаганду. Сложилось во всех отношениях неблагоприятное для евреев положение. Меня интересует и огорчает человеческая ситуация: человек почувствовал себя загнанным в угол, ему грустно, ему страшно, его близкие высланы, сам он в растерянности. И вот человек получает большую дозу пропаганды, объясняющей, кто виноват во всем плохом и что делать. И человек берет в руки винтовку. Это сделали немногие из литовцев – но сделали.

Из всех моих знакомых вы – первый человек, который признал, что кто-то из его родных участвовал в Холокосте. Кто это был?

В моей родне никто об этом внятно не говорил. Были другие времена. Однако из рассказов стариков знаю, что Йонас, брат моего деда Йокубаса Шярнаса, вроде бы участвовал. Когда биржайских евреев загнали в костел, он сильно испугался и сбежал оттуда, уехал к моему деду в Вильнюс. Может, он конвоировал евреев, может, расстреливал – не знаю, но в семье были уверены, что он, с его характером, убивать не мог. Позже гестапо по ошибке увезло его вместо моего деда в Штутгофский концлагерь. Балис Сруога описал его в книге “Лес богов”[204] – это “кальвинист из Биржая”. Он спас от смерти Балиса Сруогу, спас и часть его сочинений. Позже близкие удивлялись, что, оказавшись в США, Йонас стал параноидально подозрительным. Эту перемену в его характере близкие связывали с тем, что ему довелось пережить в концлагере. Сейчас я думаю, что причин могло быть больше.

Почему нам, литовцам, так трудно взглянуть на прошлое и своей родни, и своей страны?

Может быть, отчасти в этом виновата слабая урбанизация нашего края? Я немного посмеиваюсь, но доля истины, думаю, здесь есть. Там, где люди давно живут в больших и маленьких городах, они привыкают больше доверять социуму, поднимать общественные вопросы, говорить правду. Литва была и все еще остается деревенской страной, где каждый за себя, родня за себя, а другим не доверяют. А в том, что мы не говорим про эти болячки, ничего удивительного нет. Литва еще мусор не научилась сортировать, так где уж там говорить о своих провинностях. Но когда-нибудь начать придется. Не ради других, а только ради самих себя. Осознать себя, свое прошлое, и не говорить, будто не было того, что было. Люди боятся очной ставки с собой. Ведь труднее всего сказать правду себе. Но не надо бояться, что Литва закончится, если мы скажем эту правду, назовем все своими именами.

Что бы вы ответили тем, кто говорит: это давние времена, что было – то было, оставим мертвых в покое?