Во всех. Машин много ездило, в города побольше поднимали батальон. Мы ехали в закрытых немецких машинах. Никто нам не говорил, куда едем. Местная полиция ходила по квартирам и собирала евреев, гнали их на площадь. Потом распределяли по списку, немцы себе оставляли, кто им нужен – может, врач какой-нибудь, может, инженер, а всех остальных гнали в яму. Ямы уже были выкопаны за городской чертой, на склонах.
Сколько вам довелось видеть этих расстрелов?
Я уже и сосчитать не могу. Может, около десятка. Мы сами должны были гнать их от площади к ямам, а под конец расстреливали. Группами брали людей из этой толпы и уничтожали.
Они с вещами были?
Нет, только то, в чем одеты. Вещей из дома брать не давали. Строем их гнали, по четыре человека. В местечке побольше колонна получается длинная. Тем временем часть солдат уже стоит на краю ямы, а часть гонит их к яме. Загоняют в яму, укладывают, и мы их расстреливаем.
Расстреливали лежащих?
Лежащих. Один ряд выходит, тогда наверх влезает следующий, потом опять следующий.
Землей не засыпали?
Нет. Потом в конце только хлорную известь сыпали. Кто их окончательно закапывал – не знаю. Мы заканчивали расстреливать и уезжали. Нам выдавали только русские винтовки и русские боеприпасы. Среди боеприпасов были и разрывные пули, и зажигательные пули. Случалось, загорается одежда, одних гонят, а здесь уже одежда горит, такой смрад идет от горящего тела. Омерзительно. Не могу вам объяснить, это надо видеть.
Людей пригоняли, и они должны были на эти горящие трупы укладываться?
Да. Ложились, и все. Шли без всякого сопротивления. Чтобы остановиться на краю ямы: не пойду… Раздевались, влезали и ложились.
В какое место надо было целиться?
Чаще всего в грудь. Или в затылок. Но были разрывные пули, так очень быстро затылок у человека разлетается.
Сколько вы за одну акцию расстреливали?
А черт его знает. Сколько пригоняют, столько расстреливаешь. Пока не закончим, не уезжаем. Обратно из той группы уже не везут. Никто не сообщает, пригоняют тысячу, или две, или сотню, или сколько. Идут будто овечки какие-то, ни малейшего сопротивления.
А дети?
Малышей несли, других вели. Мы всех уничтожали.
Если мама или отец держат ребенка на руках, так они вместе с ним в яму ложатся?
Ложатся, и ребенка возле себя, руку на ребенка кладут.
Так вам надо выбирать, стрелять в отца или стрелять в ребенка?
Так сначала уже стреляешь в отца. Ребенок ничего не понимает. Подумайте про себя: как родители себя чувствовать должны, когда возле них ребенка застрелят? Не из автомата стреляешь, одна пуля отцу, потом уже ребенку.
Когда вас посылали на такой расстрел, какое у вас настроение было?