Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима

Барышников не успел вернуться из Лондона с гастролей, как к нему пришел сотрудник КГБ и сказал, что у него есть записи всего, что танцовщик делал за границей, включая романтические отношения с американкой[141]. «Именно в тот период я начал размышлять о своей жизни и осознавать, насколько некомфортно чувствовал себя бо́льшую часть времени», – позже вспоминал танцовщик[142].

Несмотря на эти мрачные мысли, Барышников не планировал побег, когда в мае 1974 г. вместе с балетной труппой Большого театра отправился в турне по Канаде и Южной Америке[143].

Молодой театральный критик Джон Фрейзер из газеты The Globe and Mail сходил на выступление Барышникова в Центре О'Кифа в Торонто, и оно его поразило. Вернувшись в редакцию, он начал писать рецензию, когда обнаружил на своей печатной машинке записку с пометкой «Срочно». Записка была от жены его коллеги. Заинтригованный, он перезвонил, и женщина попросила Фрейзера оказать ей услугу. Ее указания звучали загадочно: журналисту следовало подойти к Барышникову в театре, незаметно передать ему номер телефона и сказать, что друзья ждут его звонка. «Запомни имена: Дина, Тина и Саша. Запомнил? Дина, Тина и Саша»[144].

Времени мало, настаивала его знакомая, поэтому Фрейзер должен найти способ встретиться с Барышниковым сегодня же вечером, самое позднее – завтра. Молодой критик не колебался, ему так понравился советский танцовщик, что он сразу согласился помочь. Быстро закончив с рецензией, он поспешил обратно в Центр О'Кифа, где Барышников должен был присутствовать на торжественном ужине после спектакля.

Знакомая предупредила Фрейзера, что действовать надо очень осторожно, поэтому он спрятал клочок бумаги с номером телефона под обручальное кольцо. Пробравшись сквозь собравшуюся на ужин толпу, он увидел Барышникова. Теперь нужно было дождаться, когда тот останется один. Наконец, улучив момент, Фрейзер подошел к танцовщику и попытался вытащить клочок бумаги из-под обручального кольца, но в спешке его порвал. Барышников рассмеялся, вынул из кармана блокнот и смущенный Фрейзер написал в нем номер телефона и имена.

Барышников мгновенно расшифровал послание: Дина и Саша были его русскими друзьями, которые жили в США, а Тина – молодой американкой, с которой он познакомился в Лондоне. Они хотели, чтобы он остался на Западе.

Советской труппе предстояло дать последний спектакль в Торонто, и Барышников не хотел подводить коллег. Он решил бежать на следующий день, хотя это и было рискованно.

Вечером 29 июня все шло не так. Занавес не поднимался, поэтому представление началось на 15 минут позже, от тревоги у Барышникова тряслись руки, когда он выполнял поддержки. Но публика ничего не заметила, и зрители были в восторге от его партии в «Дон Кихоте» – овации длились еще дольше, чем обычно. Барышникова вызывали на сцену снова и снова.

Согласно плану друзья ждали Барышникова в машине рядом с театром. После спектакля он должен был выйти через служебный вход и добежать до машины. Если у него получится, он будет свободен – вдали от СССР, вне досягаемости для КГБ и назойливой Коммунистической партии, в которую его убеждали вступить[145].

Но из-за всех задержек Барышников опаздывал. Он понимал, что его друзья нервничают. Выйдя из театра, он столкнулся с еще одной проблемой: у дверей его ждала толпа поклонников, а также автобус, который должен был отвезти артистов на закрытый прием. Барышников знал: на приеме обязательно будут кураторы из КГБ. Бежать будет еще сложнее, поскольку кагэбисты были настороже: четыре года назад коллега Барышникова, балерина театра имени Кирова Наталья Макарова, осталась на Западе во время гастролей в Лондоне.

Раздавая автографы, Барышников судорожно размышлял: что делать? Наконец он принял решение. Это был его последний шанс. Пробравшись сквозь толпу, он побежал через парковку. Поклонницы толпой бросились за ним, коллеги из автобуса кричали: «Михаил, ты куда?» А в это время водитель машины, напрасно прождав его полчаса, решил зайти в театр, чтобы узнать, что происходит. Увидев бегущего Барышникова, он поспешил к автомобилю, втолкнул его на заднее сиденье и рванул с места. С собой у Барышникова не было ничего, кроме того, что было на нем надето. Но он был на свободе.

Это был очередной крупный провал КГБ. Барышников сумел ускользнуть из-под наблюдения кураторов из Пятого (идеологического) управления КГБ, а также, возможно, и других агентов, внедренных в состав труппы[146].

Гастроли советских артистов были для КГБ многофункциональной задачей: оперативникам необходимо было не только вернуть всех обратно в СССР, не допустив побегов, но и использовать возможности артистов для сбора информации – прежде всего, об эмигрантах.